Маршал Салинз - Экономика каменного века

В условиях кризиса родственные отношения модифицировались так, что крупные родственные группы — когда дело касалось потребления — дробились и атомизировались, а мелкие индивидуальные домохозяйства, напротив, интегрировались. (Домохозяйство, чаще всего, представляло собой элементарную семью, но порой включало и других родственников). Создавалось впечатление, что даже на пике голода внутри элементарной семьи полный раздел пищи продолжал быть нормой. Атомизация имела тенденцию быть наиболее сильной, когда пищи оказывалось отчаянно мало — и следует помнить, что запасы еды значительно варьировали в разных группах, в зависимости от их размеров и ко­личества земли, которой они владели. Но в одном сила родственных связей все же проявляла себя: в обычной практике соединения запасов — пусть и очень скудных — если только нехватка пищи не достигала крайнего предела. Близкородственные домохозяйства „объединяли печи" (too uma): каждое домохозяйство делало свой вклад, принося продукты, и затем вся „соединенная" пища готовилась в общей печи и потреблялась во вре-

Экономика каменного века мя совместной трапезы... Тикопия во время голода избегали, где возможно, общей ответственности или неопределенной ответственности по отношению к родственникам, но не проявляли расположения отвергать ответственность, если рамки ее были особо определены предварительными условиями или договоренностью. Что голод сделал, так это выявил солидарность внутри элементарной семьи. Но он также ясно показал силу других персонально признанных родственных связей...» (Firth, 1959a, pp. 83-84).

С.3.6 Бемба — Высокий уровень генерализованной реципрокности, связанной с различиями в обеспеченности пищей, а также во время общих голодных сезонов. Так, «Если урожай человека был погублен неким внезапным катаклизмом или если человек посеял недостаточно для собственных нужд, родственники в его деревне могли оказаться в силе помочь ему, давая корзины с зерном или предлагая участвовать в их трапезах. Но если все сообщество посетила одна и та же напасть, например, налетели тучи саранчи или бродячий слон потоптал посевы, глава домохозяйства вместе с семьей переберется жить в другое место, где тоже есть родственники, которые окажут гостеприимство, и где пища не так скудна... Гостеприимство такого рода обычно практикуется в голодные сезоны, когда семьи ходят по стране, „ища каши"... или „убегая от голода"... Поэтому нормативные родственные обяза­тельства приводят к особому типу распределения пищи, как внутри деревни, так и среди живущих по-соседству. Такого не найти в современных сообществах, где господствует индивидуализированная домашняя экономика» (Richards, 1961, pp. 108-109). «Экономические условия, при которых живет [женщина бемба], делают необходимым скорее реципрок-ный дележ пищевыми продуктами, нежели их накопление, и простирают ответственность индивида за пределы его собственного домохозяйства. Очевидно, поэтому женщине бемба невыгодно иметь намного больше зерна, чем имеют ее подруги. Она все равно вынуждена будет раздать его. После очередного нашествия саранчи жители деревни, чьи участки избежали опустошения, жаловались, что на самом деле они не богаче, чем их соседи, потому что „наши люди приходят и живут с нами или просят у нас корзины проса"» (pp. 201-202).

С.3.7 Пилага — Таблица I в работе Генри (Henry, 1951, р. 194) указывает на то, что все «непродуктивные» (малопроизводящие или непроизводящие) люди в изучавшейся деревне — а это был, как мы помним, период очень скудный — получали пищу от большего числа людей, чем число тех, кому они сами давали еду. «Отрицательный» баланс этих случаев — старые и слепые, пожилые женщины и т. п. — изменялся от -3 до -15, и восемь человек, пе­речисленных как «непродуктивные», составляли более половины тех, кто проявлял такой отрицательный баланс. Это противоречит основной тенденции пилага: «Из таблиц сразу станет ясно, что один пилага в целом дает большему числу людей, чем то, от которого получает, но что с непродуктивными пилага дело обстоит наоборот» (pp. 195-197). Отрицательный баланс непродуктивных людей проявляется как в количестве трансакций, так и количестве людей, которым дают, за вычетом тех, от кого получают (р. 196). В таблице III, представляющей приблизительные отношения полученного количества пищи к отданному, десять человек перечислены как непродуктивные, и для восьми из них поступление превышало отдачу; шестеро перечислены как очень или необычайно продуктивные, и у четверых отдача превышала поступление, у одного поступление превышало отдачу, и еще у одного они были равны (р. 201). Я привожу здесь эти примеры, чтобы показать, что в основном те, кто имел пищу, делился ею с теми, у кого ее не было.

1ЕНОВАЯ СТОИМОСТЬ И ДИПЛОМАТИЯ 1РИМИТИВНОИ ТОРГОВЛИ

Я| нтропологическая экономика с полной ответственностью может утверждать, что | одна из теорий стоимости принадлежит ей. Это теория, оформившаяся на основе | эмпирического опыта, накопленного в ее собственной вотчине

примитивных крестьянских экономик. Там, во многих обществах, были обнаружены «сферы обме-д», которые закрепляют за различными предметами различные позиции в моральной Ирархии ценностей. Это и есть не что иное, как теория меновой стоимости. Характер-10, что различия в ценностях, придаваемых вещам, определяются пределами, за которыми этими вещами нельзя обмениваться, т. е. как бы неконвертируемостью предметов, принадлежащих различным сферам; а что касается трансакций («конвертирования») |Нутри каждой конкретной сферы, то никаких детерминант цен или курсов* до сих пор Ие было выявлено (ср. Firth, 1965; Bohannan and Dalton, 1962; Salisburi, 1962). Так что Наша теория — это теория стоимости, формируемой не обменом, или неменовой стоимости. Она может быть столь же соответствующей экономике, которая не основана на Принципах здорового бизнеса, сколь и парадоксальной, с точки зрения рыночной системы. Но, тем не менее, ясно, что антропологическая экономика должна будет либо дополнить свою теорию стоимости теорией меновой стоимости, либо именно на этом рубеже покинуть поле битвы, сдав его обычным силам бизнеса: предложению, спросу равновесной цене.

Настоящая глава — своего рода рекогносцировка с дальним прицелом отстоять |се- таки право антропологии на данную территорию. Но это будет предприятие во |сех отношениях соответствующее по своему уровню «Экономике Каменного Века» — |ричем скорее раннего, чем позднего. В арсенале наших интеллектуальных боевых Цсредств — одни только грубые чопперы**, которые пригодны лишь для весьма неде-

[ * К сожалению, М. Салинз не поясняет некоторых других широко используемых в этой главе терминов, в частности, чрезвычайно многозначного слова rate, а также словосочетаний exchange rate И fate of exchange. Первое он часто использует как аналог слова «цена» («price»), с той только разницей, что имеется в виду плата за те или иные предметы другими предметами, а не деньгами, I ряде случаев в русском переводе обойтись без слова «цена» именно в таком значении представлялось невозможным. Второй термин переводится как «курс обмена» (при этом имеется в виду традиционно установленное в данном районе и в данное время количество одних вещей, которыми р*сплачиваются за другие вещи). Наконец, третий термин чаще всего переводится как «условия обмена» и означает совокупность курсов обмена (или обменных курсов), действующих в данном месте в данное время. ** Чопперы — каменные орудия эпохи нижнего и среднего палеолита.