Кристофер Шабри - Невидимая горилла

В конце лета 2008 года Дэвид Фостер Уоллес, автор известного романа «Бесконечная шутка», покончил самоубийством через повешение. Как и многие знаменитые писатели, он долгое время страдал от депрессии и алкогольной зависимости и однажды уже пытался свести счеты с жизнью. Уоллес был своего рода литературным вундеркиндом. Свой первый роман «Метла системы» он опубликовал в 25 лет, когда учился в университете на магистра искусств. Книга была высоко оценена в The New York Times, хотя остальные рецензии были неоднозначными. Затем Уоллес работал над сборником рассказов, но считал новые произведения неудачными. Мать уговорила его вернуться домой. Согласно биографическому очерку Д. Т. Макса в The New Yorker [204], дела у писателя шли все хуже и хуже:

«Однажды ночью он и Эмми [его сестра] смотрели „Историю Карен Карпентер“, слезливый фильм о певице, которая скончалась от сердечного приступа, вызванного анорексией. После просмотра сестра Уоллеса, которая в то время училась на магистра искусств в Виргинском университете, сказала Дэвиду, что вернется в колледж. Дэвид просил ее не уезжать. Когда она все-таки ушла, он попытался покончить с собой, наглотавшись таблеток».

Какую информацию вы почерпнули из этого отрывка о первой попытке самоубийства Уоллеса? На наш взгляд, наиболее естественная интерпретация выглядит следующим образом: фильм огорчил Уоллеса, он просил сестру остаться с ним, но она отказалась, и в отчаянии, оставшись без дружеского участия, он принял смертельную дозу лекарства. Однако если вы еще раз прочтете отрывок, то обнаружите, что в нем нет прямого указания ни на один из этих фактов. Даже мысль о том, что он просил ее остаться, лишь косвенно выражена в одном из предложений («Дэвид просил ее не уезжать»). Своим бесстрастным подходом к изложению фактов Макс напоминает врача, ставящего диагноз. Однако интерпретация этих фактов кажется нам очевидной; все заключения мы делаем автоматически, без участия сознания, даже не замечая, что добавляем информацию, которой нет в источнике. Именно так и действует иллюзия причинно-следственной связи. Когда нам излагают несколько последовательных фактов, мы заполняем пробелы в рассказе, выстраивая цепочку причин и следствий: событие 1 привело к событию 2, что вызвало событие 3 и т. д. Фильм опечалил Уоллеса, и поэтому он попросил Эмми остаться с ним; ее отъезд означает, что она отказала ему, и это побудило его к попытке самоубийства.

Мы не только автоматически выстраиваем причинно-следственные связи, косвенно выраженные в последовательности фактов, но и склонны лучше запоминать рассказ, когда делаем подобные заключения. Проанализируйте следующие пары предложений из исследования, проведенного психологом Джанис Кинан и ее коллегами в Денверском университете [205].

1. Старший брат наносил Джону удар за ударом. На следующий день его тело было покрыто синяками.

2. Безумная мать Джона сильно рассердилась на него. На следующий день его тело было покрыто синяками.

В первом случае специального заключения не требуется — причина синяков Джона прямо указана в предложении. Во втором случае причина синяков выражена косвенно, но не указана напрямую. Потому для понимания второй пары предложений требуется несколько больше усилий (и времени), чем для понимания первой. Однако важнее то, что происходит непосредственно в момент прочтения предложений. Чтобы понять смысл второй пары предложений, нужно сделать дополнительное логическое заключение, тогда как для осмысления первой пары такой необходимости нет. И благодаря таким заключениям мы более ярко и точно запоминаем прочитанное. Читатели приведенной выше истории из New Yorker запомнят предполагаемую причину первой попытки самоубийства Уоллеса, хотя в тексте о ней не говорится ни слова. Это объясняется тем, что они, не получая готовых выводов, сами делают заключение.

«Расскажи мне сказку», — часто просят дети своих родителей. «Папа, а что было дальше?» — нетерпеливо спрашивают они, как только возникает пауза. Взрослые тратят миллиарды долларов на создание кинофильмов, телевизионных передач, романов, рассказов, биографий, исторических произведений и других форм повествования. Одна из причин привлекательности зрелищных видов спорта заключается в их хронологичности: каждый матч, каждый удар, каждая победа является новым событием в истории, которая вряд ли когда-нибудь завершится. Учителя, а также авторы научной литературы знают из своего опыта, что интересная история — это лучший способ привлечь и удержать внимание аудитории [206]. Однако здесь существует один парадокс: история, то есть последовательность событий, сама по себе увлекательна, но далеко не всегда поучительна. Сложно сказать, почему наш мозг в ходе эволюции сформировался таким образом, что ему комфортнее воспринимать факты в хронологическом порядке за исключением тех случаев, когда другие формы подачи информации дают больше преимуществ. Ценность представляет не сама конкретная история, а общее правило о причинно-следственной связи. Если ваш брат съест фрукт с темными пятнышками, а через некоторое время у него начнется рвота, то вы сделаете соответствующее заключение о причине и следствии (на основании пищевого отравления), и такое знание может впоследствии помочь вам в целом ряде ситуаций. Поэтому удовольствие, которое нам приносят повествовательные формы, возможно, объясняется как раз тем, что из любой хронологической связи мы невольно пытаемся вывести причинно-следственную зависимость, и наш мозг изначально ориентирован на поиск и усвоение причинной взаимосвязи, а не простой последовательности событий.

В следующем абзаце своего очерка о Дэвиде Фостере Уоллесе Д. Т. Макс сообщает: оправившись после попытки самоубийства, «Уоллес пришел к выводу, что не стоит рисковать своим душевным здоровьем ради литературы. Он подает заявление на философский факультет Гарвардского университета, и его принимают туда аспирантом». И опять напрашивается причинно-следственная связь: страх Уоллеса перед депрессией и самоубийством курьезным образом побудил его заняться изучением философии. Но что мы можем сказать о том, как он принял такое решение? Один из возможных вариантов заключается в том, что он целенаправленно поступал в Гарвард и подавал документы только в этот университет. Чаще всего люди подают заявления сразу на несколько аспирантских программ и смотрят, где их согласны принять. Подать заявление в один только Гарвард способен или крайне уверенный в себе человек, или человек, изначально уверенный в своем провале (хотя возможны и оба варианта сразу), в то время как несколько заявлений подают те, кто стремится поступить в как можно более престижный колледж. Разные действия указывают на разные типы личности и подходы к жизни.