Оксана Алексеева - Экзамен по социализации

Думаю, это было правильное решение. Дающее мне хоть какую-то свободу мысли.

Макс усмехнулся, но в голосе улыбки не слышалось:

— Что ты хочешь услышать? Что я хочу затащить тебя в постель? Верно. Но собираюсь обойтись без этого, — я молчала, не зная, что ответить. — Или что, Даш? Что нам с тобой можно разойтись сейчас в разные стороны?

— Не знаю, — выдавила, уже сильно сомневаясь, что выбрала подходящий момент для такого разговора. — Макс, не дави так, я прошу.

— Я не могу не давить на тебя, Даша! — это был уже совсем не его голос. Еще не кричит, но уже и не спокоен. — Я согласен быть твоим другом, хочешь?

Это был точно выверенный выпад, ведь скорее я, а не он, не способна воспринимать его, как друга. Просто невыносимо сложно быть с ним рядом и не думать о том, как хочу к нему прикоснуться. При этом зная, что он думает о том же. Взаимность — самая разрушительная сила на свете! Когда два по отдельности контролируемых колебания создают резонанс, который стократно мощнее, чем каждое из них. Мы никогда не сможем быть друзьями, слишком сильная амплитуда, и это он хорошо понимает, поэтому и говорит так.

— Даш, — голос все еще чуть повышенный. — Я прошу, скажи, чего ты хочешь сама.

Я хотела снова промолчать, но потом выдала совсем-совсем тихо:

— Любви. Глупо, да? — глаза уже полностью закрыло туманом.

Он шумно вздохнул, потом заговорил, стараясь вернуться в свой привычный тон:

— Об этом надо с глазу на глаз говорить, а не по телефону… — не дождался моего ответа. — Даш, ну хорошо. Может, это и есть любовь? Откуда же мне знать? Она не будет нормальной, как у всех, но может, это максимум, на что я способен? Для меня почему-то очень важно получать твою реакцию. Я поэтому и давлю так, потому что из тебя настоящие эмоции можно только под давлением выбить.

«Я почти научился любить, не сгорая, но еще не умею любить безответно»… Вот о чем он. Желание знать, что мне не легче, чем ему. Даже большее, чем страсть. Внахлест страсти. Поэтому он готов на любые правила, если только они будут подразумевать, что я от него зависима не меньше, чем он от меня. Всю жизнь боящийся только одного — привязанности, он теперь, наверное, в ужасе от того, что моя привязанность к нему может оказаться не настолько же сильной. Он не знает, как это — быть уязвимым.

— Макс, — голос дрогнул. Но я собиралась бить наотмашь: — Мне нужна только нормальная любовь. Когда двое вместе, без сюрпризов и сдвигов. Без ломки себя самой. Без риска, что если ты начнешь ломать себя, то рано или поздно просто слетишь с катушек.

— Даш…

Я не выдержала и отключила телефон, откинула на сумку. Прижала ладони к лицу, безуспешно пытаясь успокоиться. Дышать было больно, думать — еще больнее. Я терла виски, стараясь прийти в себя и остановить слезы. В общем, мне это медленно, но удавалось, подняла глаза к небу, отвлекаясь, проморгалась и только теперь увидела Белова, стоявшего в двух шагах сбоку.

— Эгегей, — грустно прокомментировал он, протягивая пластиковый стаканчик с крышкой.

Сел рядом, не видя необходимости высказывать свое мнение. Он был в общих чертах в курсе, но, конечно, не до таких подробностей. А мне плевать, ему-то сейчас ничуть не лучше. Вот так два одиночества нашли друг друга. Надеюсь, в мире есть только двое Танаевых? Чем их меньше, тем меньше несчастных дебилоидов сейчас молча пьют кофе, не находя слов поддержки друг для друга.

Хотя вынырнуть из трагедии оказалось не так уж и сложно, едва я начала соображать. Надо отвлечься на что-то другое, перенаправить мысли от Макса… Или даже нет! Не мысли, а всю себя перенаправить от Макса! Мы вполне можем быть друзьями и обо всем этом будем потом вспоминать со смехом, если эта ненужная влюбленность исчезнет.

— Слушай, Белов, — я подала голос. — А давай встречаться? В смысле, понарошку.

Он расхохотался, откинув голову. Смотрите-ка, и его в чувство привела! Идея глупая, ни к чему не приводящая, но дающая нам обоим козырь — мы оградимся выдуманными эмоциями от самоковыряния и ненужных паучьих нападок. Тогда Макс прекратит давить, и я смогу нормально думать, может, даже и влюблюсь потом в кого-то, когда перестану видеть только его. Мира же не станет провоцировать Белова и играть на его чувствах. Да это единственный способ собрать нас воедино так, чтобы никто не пострадал!

— Я серьезно! — теперь у меня были силы и возмущаться.

— Да понял я, — ответил, отсмеявшись. — Давай только обговорим теперь тщательнее, что да как. Играем, в первую очередь, для Танаевых, так?

— Так. А остальные? Родители?

— Мне пофиг. Предлагаю по ситуации. Ничего не говорим, но если вдруг всплывет где-то, то не отрицаем. Они решат, что мы так и продолжали встречаться, ну, может, ругались на время.

— Отлично. В гимназии тоже сами так решат. Садимся за одну парту?

— Безусловно, любовь моя! — Белов оживал на глазах. — Нам не обязательно что-то специально демонстрировать, в том числе и поцелуи-обнимашки, просто будь рядом.

— Конечно! Танаевы поверят без поцелуев-обнимашек? — засомневалась я.

— В это поверят быстрее, чем если мы тут же в койку прыгнем! Это как раз логично для нас — начинаем, пробуем, вот только друг в друге что-то рассмотрели. Они знают подробности, поэтому поверят как раз только в стихийное, но осторожное начало.

— Ты прав, любовь моя! Кино, свидания?

— Думаю, что да. К тому же, нам обоим не повредят выходы без них, даже просто, чтобы отвлечься. Запомни, лапушка, играем против профессиональных шпионов, а значит, никогда не расслабляемся. Привыкай вести себя, как моя девочка, в любой ситуации.

— Согласна! На каких условиях расходимся?

— Если кто-то из нас кого-то найдет, устроим прощальный разрыв. Ну или если надоест одному. Сор из семьи не выносим, сначала решаем вместе.

— Да ты отличный напарник, Белов!

— Костя! — поправил он, вызвав смех. — Мы с тобой уже свое отругались, так что, возможно, потом по инерции и поженимся, — он подмигнул.

Аж руки захотелось потереть от накатившего азарта.

— О любых изменениях обстоятельств говорим друг другу, — добавила я.

— Не вопрос. И если вдруг Мира решит меня заполучить обратно, бей ей по роже! Ясно, Николаева? Защищай меня от нее, как рóдное дитя от педофила, а то я, может, сам не смогу.

— Даша! — поправила на этот раз я. — Сомневаюсь, что я смогу причинить ей вред, но буду пытаться. Так, а с чего начнем? Как им об этом объявить?

— Никак! Именно никак! Вообще ни о чем не говорим! Просто начинаем жить по-новому, красавица моя! Пойдем в кино сейчас? — встал и протянул мне руку.

Юху-у! Белова — в президенты! Я со смехом ухватилась за протянутую ладонь, принимая приглашение.

Да, план по-прежнему абсолютно идиотский, и, возможно, уже к концу этого дня наш запал угаснет. Но то, что он поднял нам обоим настроение — факт!