Джеффри Зейг - Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном

Мы с Барби виделись не каждый день. Однажды я сказал матери: «Будьте любезны, встаньте. Какой у вас рост?» – «Сто шестьдесят пять сантиметров». Вообще-то, мне показалось, что мамаша приврала. Она выглядела выше 170 см. Когда задаешь личные вопросы, некоторые женщины корректируют ответы в свою пользу.

Зигфрид: Я не понял.

Эриксон: Они не дают точного ответа. Она ответила 165 см, а мне показалось 172-175 см. Женщины обычно корректируют ответы на личные вопросы.

Затем я спросил: «А какой у вас вес?» Она очень гордо ответила: "118 фунтов (53,5 кг. – Прим. перев.), я весила столько же, когда выходила замуж". (Эриксон, не веря собственным ушам.) "118 фунтов? Вам уже за 40, у вас пятеро детей и вы весите всего 118 фунтов? Мамаша, да это же ниже всякой нормы, серьезно! Самое малое, вы должны весить 130 фунтов (около 59 кг. – прим. перев.) – а еще лучше, 140-145 фунтов (63-65 кг). Мамаша, да вы просто дистрофик, вы недоедаете, и у вас хватило смелости привести ко мне Барби, потому что вам показалось, что она слишком худая? Барби, я тебя прошу, проследи, чтобы после каждой еды, каждый день у твоей мамы ничего не оставалось в тарелке". Барби взглянула на свою мать совсем по-новому. «А если твоя мама не будет съедать все, что будет положено на тарелку, ты мне скажешь на следующий же день».

Барби взялась за дело всерьез. Однажды она доложила: «Вчера я забыла вам сказать, что накануне мама приберегла за обедом полсосиски и завернула ее в салфетку, чтобы съесть перед сном». – «Мамаша, это правда?» Мать покраснела и сказала: «Да». Я возмутился: «Вы нарушили мои приказы, и вас следует наказать. И я вас накажу, чтобы впредь неповадно было. Это и к тебе относится, Барби. Ты должна была еще вчера сказать мне о мамином проступке, а ты этого не сделала. Целые сутки выжидала. Так что обе будете отвечать. Завтра к девяти утра явитесь ко мне с булкой белого хлеба и куском сыра, простого американского сыра».

Когда они пришли, я велел им отрезать два толстых ломтя хлеба, положить сверху по толстому куску сыра и поставить сковородку в духовку, пока сыр не расплавится и не зарумянится, затем положить по толстому куску сыра на другую сторону ломтей и снова запечь в духовке. Затем я заставил их съесть до последней крошки эти сырные бутерброды. Это очень питательно. Вот такое наказание.

Я заявил им без обиняков: «Полагаю, вы не питаете ко мне симпатий. И мой способ лечения, видимо, вам не по душе. Поэтому решайте сами, какой вес вам надо набрать до отъезда домой». Мать остановилась на 125 фунтах (около 57 кг. – Прим. перев.). «А ты, Барби, можешь предпочесть 75 фунтов (34 кг), но я бы на твоем месте выбрал 85 фунтов (38,5 кг). Давай, ни вашим, ни нашим – 80 фунтов». Но Барби выбрала 75 фунтов. «Хорошо, – сказал я, – поедешь домой, когда будешь весить 75 фунтов, но если дома ты не доберешь еще 5 фунтов в течение месяца, у твоей мамы есть мой приказ привезти тебя обратно ко мне и уж лечить тебя я буду сколько захочу. И вряд ли это тебе понравится».

С этого дня Барби и ее мама стали поправляться. Мать все время докладывала отцу о прогрессе по телефону. Когда Барби весила 75 фунтов, а мать 125, отец с остальной семьей прилетели в Феникс познакомиться со мной.

Сначала я побеседовал с папой: «Сколько вам лет? Какой рост? Какой вес?» Когда он ответил, я заявил ему: «Для человека вашего возраста и роста вы не дотягиваете до нормы целых пять фунтов. Может, у вас в семье наследственный диабет?» "Нет, – ответил он. «Тогда это просто позор, своей худобой, этими пятью фунтами недовеса, вы подаете дурной пример дочери и, более того, подвергаете смертельному риску ее жизнь». Я сурово отчитал папашу, чем привел его в полное замешательство.

Проводив его из кабинета, я позвал двух старших детей и спросил: «Когда Барби заболела?» Они ответили, что около года тому назад. «А в чем это проявилось?» – «Когда мы предлагали ей угощение, фрукты, конфеты или подарки, она всегда отвечала: „Я этого не заслужила, оставьте себе“. Мы и оставляли».

Их я тоже отчитал за то, что они лишали свою сестру ее конституционных прав. Барби имеет право получать подарки, объяснил я им, и неважно, что она с ними сделает. Пусть даже выбросит, но получать их имеет право. «Барби сказала, что не заслуживает подарков, а вы и обрадовались, скорей все расхватали, только о себе и думаете». Досталось им на орехи. Отослав старших детей, я позвал Барби.

«Барби, когда ты почувствовала, что заболела?» – спросил я. «В прошлом марте», – ответила Барби. «В чем проявлялась твоя болезнь?» – "Когда мне предлагали еду, фрукты, конфеты или подарки, я всегда отвечала: «Я это не заслужила, оставьте себе». «Барби, мне стыдно за тебя. Ты лишила своих родителей и остальных членов семьи права делать тебе подарки. Неважно, что ты с ними потом сделаешь, но они должны иметь право делать тебе подарки, и вот это право ты у них отняла. Мне стыдно за тебя. Тебе тоже должно быть стыдно».

(Эриксон обращается к Стъю.) Дай мне, пожалуйста, вот эту историю болезни. (Стъю достает нужную папку.)

Барби согласилась, что она должна позволить родителям и старшим детям делать ей подарки. Может, они ей и ни к чему, но нельзя же лишать их права делать подарки.

То, о чем я расскажу, случилось 12 марта. Барби приехала ко мне 11 февраля. Я провел с ней в целом 20 часов. 12 марта был день свадьбы моей дочери. Я не видел, но мои дочери сообщили мне, что Барби съела кусок свадебного пирога по своей охоте. Накануне отъезда Барби спросила, не буду ли я возражать, если она сядет ко мне на колени, прямо в коляску, а ее брат сфотографирует нас.

Вот эта фотография: Барби, уже набравшая 75 фунтов, сидит у меня на коленях, а я сижу в своей инвалидной коляске. Передайте друг другу. (Эриксон передает фотографию Барби, сидящей у него на коленях.)

На Рождество Барби прислала мне фотографию с Багамских островов, где она стоит рядом с Санта Клаусом. (Эриксон передает и эту фотографию студентам. Девочка выглядит весящей нормально для своего роста.)

Барби увезла с собой рецепт пирога с корицей. Она написала мне, что сама испекла пирог и вся семья его расхваливала.

Мы поддерживали переписку. Я знал, что до полного выздоровления Барби еще далеко. Девочка присылала мне подробные письма и в каждом письме было, хотя и косвенное, упоминание о пище. Например: «Завтра мы будем сажать огород. Помидорная рассада принялась очень хорошо. Скоро у нас будет своя зелень к столу».

Совсем недавно я получил еще одну фотографию от Барби. Ей уже 18 лет, она извинилась, что фотография получилась не в полный рост. (Эриксон передает фотографию студентам.) Она обещала прислать мне свое изображение во весь рост.

В двух последних письмах Барби прислала мне полное описание своей болезни – нервной анорексии. Я вылечил лишь первую стадию. Но, как правило, первая – она же и последняя, поскольку первая стадия – это добровольная голодная смерть. Это я предотвратил. На этой стадии больной чувствует себя недостойным, ни на что не способным, ничтожным и никому не нужным. Он молча уходит в религию, в прямом смысле отрешается эмоционально от родителей и медленно погибает от голода, даже не осознавая этого.