Джеффри Зейг - Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном

Наконец, я сказал: «Спокойной ночи, Роберт, увидимся завтра в б часов вечера». Профессору я сказал, что ему больше не надо приходить. Он свое дело сделал. А Джерри я попросил являться каждый вечер.

Когда на следующий вечер Роберт пришел ко мне, я ему сказал: «Прошлым вечером я показал тебе, что такое гипноз. Сегодня я введу тебя в легкий транс. Транс может быть легким, средним и глубоким. Когда ты будешь в трансе, я попрошу тебя делать то же самое, что делали Джерри и профессор». «Буду стараться изо всех сил», – ответил Роберт.

Погрузив Роберта в транс, я напомнил ему, как вчера Джерри в состоянии транса автоматически рисовал, и писал, и выполнял различные постгипнотические внушения. «Когда ты проснешься, твоя правая рука потянется к письменному столу, сама возьмет карандаш и ты нарисуешь картинку. Ты этого даже не заметишь, поскольку будешь увлечен беседой с Джерри».

Проснувшись, Роберт разговорился с Джерри. Они так увлеклись беседой, что Роберт не заметил, как его правая рука взяла карандаш и нарисовала человечка в лежавшем под рукой блокноте. Рисунок был детский: кружочек вместо головы, затем палочка-шея, прямая линия вместо туловища, прямые палочки для рук и ног, заканчивающиеся кружочками. А внизу написано: «Отец». К моему удивлению, Роберт машинально вырвал листок из блокнота, смял его в комок и сунул с таким же отсутствующим видом в карман куртки. Мы с Джерри разговаривали, а сами тем временем наблюдали за происходившим периферическим зрением.

Роберт явился на следующий вечер, но, войдя в кабинет, покраснел. Мы с Джерри заметили это. «Как тебе спалось прошлой ночью, Роберт?» – спросил я. «Отлично. Хорошо спалось», – ответил Роберт. «А ночью ничего неожиданного не произошло?» – спросил я.

«Нет», – ответил Роберт и снова покраснел. «Роберт, мне кажется, ты говоришь неправду. Вчера ночью произошло что-то необычное?» – повторил я. «Ну хорошо, – сдался Роберт, – вчера, когда я ложился спать, я обнаружил в кармане скомканный лист бумаги. Ума не приложу, как он туда попал, только не я его туда положил. Выкинул его в корзинку». И снова покраснел. «Роберт, я полагаю, ты мне врешь. Что ты сделал с этим комком?» «Я расправил его», – ответил Роберт. «И что ты там увидел?» – «Детский рисунок человечка, а внизу печатными буквами было выведено „Отец“'. Я снова спросил: „Что ты сделал с листком?“ – „Бросил в корзинку“. Роберт опять покраснел. „Роберт, скажи мне правду“, – настаивал я. – Что ты сделал с этим листком бумаги?» Роберт решил больше не упираться. «Ладно, говорить, так говорить. Я бросил его в унитаз, помочился на него и спустил воду». – «Спасибо тебе, Роберт, что сказал правду». Джерри и Роберт хорошо поладили, и у них всегда находилось, о чем поговорить. Они поболтали и в этот вечер, затем я отпустил Роберта, а Джерри задержался, и я поделился с ним своими предположениями в отношении дальнейших событий.

Джерри был очень способный студент. На следующий вечер, поздоровавшись, они с Робертом тут же затеяли оживленную беседу. Говорили о чем угодно, кроме проблемы Роберта.

В первый же вечер Роберт рассказал мне о своей проблеме. Сколько он себя помнил, ему всегда приходилось искать укромное местечко, чтобы помочиться. Когда и почему это началось, он не знает. Учеба в училище была для него сущим адом. Ему всегда приходилось нарушать режим и искать уединения после отбоя, потому что днем он не мог пользоваться общей уборной из боязни, что кто-нибудь может войти. Он изучил все уборные в училище с точки зрения их занятости по времени и установил, что три из них бывают наверняка свободны в час, два и три часа ночи. Ему приходилось тайком выскальзывать из общей спальни и пробираться в один из этих туалетов и так же тайком возвращаться. К счастью, его ни разу не застукали.

"Была еще одна пытка во время учебы в училище. Для поддержания добрососедских отношений горожане по пятницам приглашали нас к себе домой на выходные. Обычно нас разбирали в пятницу вечером. Приедешь в дом, а хозяйка без конца потчует то кофе, то чаем с молоком, легкими напитками, вином и сидром. И все угощения на один лад, ничего другого ни одной в голову не приходит. Я человек вежливый, вот и пью. За завтраком опять стакан молока или сока. В воскресенье тоже только и делаю, что пью, пью и пью: откажусь – обижу хозяев. Мне приходилось терпеть до утра понедельника, когда мы возвращались в училище, и я мчался в одну из трех моих уборных. Какие муки я терпел с переполненным пузырем с вечера пятницы, всю субботу, воскресенье и до утра понедельника. Страшнее ничего не придумать.

Если я вдруг слышал звук шагов рядом с уборной, у меня в голове раздавался страшный раскат грома и я буквально цепенел. Иногда я не мог прийти в себя в течение часа и больше.

В училище мне приходилось очень тяжко. А куда денешься? Отец хотел, чтобы я стал морским офицером, и я должен был оправдать его ожидания. А когда я приезжал на каникулы, отец издевался надо мной за то, что я ходил мочиться в номер гостиницы. Когда я заканчивал школу, он и тогда просто зверел из-за этой гостиницы.

Я не люблю отца. Он каждый день пьет пиво, напивается каждую субботу и воскресенье. Обзывает мать занудой за то, что она ходит в церковь и принадлежит к Женскому христианскому союзу воздержания. Мне это не нравится. Не могу сказать, что мое детство было счастливым. Отец любит досуха выжимать своих клиентов, чем он успешно и занимается. Он дует свое пиво, а я его терпеть не могу. И еще он пилит меня за то, что я на стороне матери".

Так мы беседовали в этот вечер, как вдруг Роберт взглянул на окно и сказал: «Вроде бы дождь пошел? Кажется, по стеклу скатилась капля?» В небе не было ни облачка и никакой влаги на стекле. Но реплика была символической. Я знал, что в ней скрывается какой-то глубокий смысл, но в голову пришла единственная аналогия: дождь – это падающая вода, и моча – тоже падающая вода. Роберт сказал мне это в символической форме.

«Есть какие-нибудь конкретные планы на выходные?» – спросил я у Джерри. «Если вы меня отпустите, я хотел бы спуститься на байдарке в низовья реки Осейбе в Северном Мичигане. Эта речка для байдарочного похода то, что надо. Я уже по ней ходил. Там такие быстрины – дух захватывает!»

Повернувшись к Роберту, я спросил: «А ты куда собираешься на выходные?» «Пожалуй, я съезжу домой, повидать маму», – ответил он. «А заниматься чем будешь?» – «Если не будет дождя, выкошу лужайку».

Мне показалось очень символическим намерение выкосить лужайку, если не будет дождя, со стороны человека, которому предстоит отправиться на войну, в действующую армию.

«Хорошо, – сказал я. – Жду тебя в понедельник в шесть часов вечера». Я спросил, каким поездом он поедет домой в Сиракузы и предупредил: «Смотри, не опоздай на поезд».