Виктор Кандыба - СК-метод развития человека

Последний пример иллюстрирует сразу два момента: Свет есть сама сущность божественности, и те, кто достиг мистического совершенства, окружены сиянием. Образ Светадвипы, белого острова, подтверждает, что свет неразрывно связан с представлением о духовном совершенстве; эта земля бела, ибо она населена совершенными людьми. Если мы вспомним другие "белые земли", присутствующие в индоевропейской традиции, – Левка, Авалон, – то увидим, что в основе мифа о трансцендентных областях – чудесных странах, которых нет на географической карте, – лежит представление об особом качестве белого цвета, который символизирует трансцендентность, совершенство и святость.

Сходные представления можно обнаружить в буддизме. Усами самого Будды в «Дигха-никае» сказано, что знак, предшествующий манифестации Брахмы, – "льющийся свет и сияющая слава". В одной из китайских сутр утверждается, что боги благодаря практике созерцания и отсутствию нечистых желаний достигают состояния самадхи, известного как "вспышка пламени", когда их тела источают свет, который ярче света Солнца и Луны. Это необычайно яркое сияние проистекает от совершенной чистоты сердца. Согласно «Абхидхармакоше», божества, соотносимые с Брахмой, белы как серебро, тогда как те, что соотносятся с рупадхату, – желты и белы. В других буддистских текстах говорится, что боги всех 18 классов имеют тела, сияющие как серебро, и живут во дворцах, желтых как золото.

A fortiori ("тем паче") изображают в сиянии Будду. В Ама-равати он представлен в виде колонны пламени. В конце повествования Будда замечает: "Я стал пламенем и поднялся в воздух на высоту семи пальмовых деревьев" ("Дигха-никая", III, 27), Два образа, выражающие преодоление человеческого уровня – огненная яркость и вознесение на небо, – здесь использованы рядом. Упоминания о сиянии Будды – своего рода клише, переходящие из текста в текст ("Дивьявадана", XLVI–VII, 75; "Дхаммапада, XXVI, 51 и др.). Статуэтки школы Гандхары отличаются тем, что изображают языки пламени, исходящие от тела Будды, особенно – от его плеч. Иногда Будда изображается парящим в воздухе, и тогда трудно дать однозначный ответ на вопрос, видим ли мы за его спиной языки пламени или крылья.

То, что этот свет имеет йогическую природу, то есть является результатом практической реализации трансцендентного состояния, свободного от всяких ограничений, подтверждается рядом текстов. Так, «Лалитавистара» говорит, что когда Будда пребывает в самадхи, "луч, называемый Украшение Света Знания ("джнаналокаланакрам намарасмих"), поднимается от его черепного шва (усниса) я сияет над головой". Поэтому в иконографии Будду принято изображать с нимбом пламени, окружающим его голову. А. К. Кумарасвами цитирует вопрос из Саддхармапундарики" (с. 467): "Ради ка-кого знания сияет нимб над головой "Татхагаты?" – и находит ответ в строке из Бхагавадгиты" (XIV, II): "Там, где знание, свет сияет сквозь отверстия тела". Тем самым сияние тела есть признак преодоления всех обусловленных состояний; боги, люди и Будды сияют, когда они погружены в самадхи, то есть когда они составляют одно с абсолютной реальностью, Бытием. Традиция, связанная с чань-буддизмом, утверждает, что при рождении каждого Будды он осиян пятью огнями, а от тела его исходит пламя. Точно так же любой Будда может озарить всю Вселенную светом, что исходит от нескольких волосков, растущих между его бровями. Характерно, в ами-дизме – мистическом течении, которое придает опыту люми-нофании гораздо большее значение, чем другие школы буддизма, – именно Амида, Будда Бесконечного света, играет главную роль.

Другая мистическая тема, важная для нашего исследования, – посещение Будды, медитирующего в пещере, Индрой (Индра-шайлагуха). Согласно этому мифу, Индра в сопровождении сонма богов сошел с неба в Магадху, где в пещере на горе Ведийяка медитировал Татхагата. Пробужденный пением Гандхарвы от медитации. Будда волшебным образом раздвинул пещеру, так что все гости смогли войти в нее, а он – принять их подобающим образом. Пещеру освещал яркий свет. В «Дигха-никае» (Сакка Панха Сутта) говорится, что свет исходил от богов, однако другие источники ("Диргханаиа-сутра", X и далее) приписывают причину этого света "пламенеющему экстазу" Будды. В классических биографиях Будды, написанных на пали и санскрите, это посещение Индры не упоминается. Однако данный эпизод занимает важное место в искусстве Ган-дхары и Центральной Азии. Параллель с пещерой Рождества и поклонением волхвов напрашивается сама собой. Монере Вил-лар заметил, что обе легенды повествуют о том, как Царь богов (Индра) или "Цари, сыновья царей" посещают пещеру, чтобы поклониться Спасителю, при этом пещера чудесным образом озарена сиянием. Несомненно, сам этот мотив старше, чем индо-ирано-эллинистический синкретизм; он неотделим от мифа о победном появлении Бога Сына из изначальной пещеры.

Следует сказать несколько слов о связи космогонии с метафизикой света. Мы видели, что махаяна отождествляет тат-хагат с космическими стихиями (скандха), рассматривая их как светоносные сущности. Это весьма смелое онтологическое допущение может быть понято лишь на фоне развития буддизма в целом. Однако возможно, что сходные представления высказывались и раньше: во всяком случае, в текстах гораздо более древних можно обнаружить предпосылки этой грандиозной космогонии, трактующей творение как манифестацию Света. Так, Кумарасвами связывает санскритское лила – «игра» и в первую очередь – "игра космических сил" с корнем ле-лэй – «гореть», «искриться», «сиять». Таким образом, слово лелэй могло значить Огонь, Свет или Дух. Судя по всему, уже тогда индийские мудрецы осознали связь между творением космоса, возникающего из игры божественных сущностей, и танцем языков пламени, пожирающего топливо. Аналогия эта напрашивалась сама собой, так как пламя изначально считалось парадигматической манифестацией божественности. Приведенные здесь примеры подтверждают именно такой вывод. Пламя и, соответственно, свет в Индии были символами творения и выражали самую сущность Космоса, особенно если учесть, что Вселенная считалась всего лишь манифестацией божественного или, точнее, "побочным результатом" «игры» божественных сил.

Параллельный ряд образов и представлений, выкристаллизовавшихся вокруг майи, обнаруживает сходное видение: творение мироздания – божественная игра, мираж, иллюзия, магически проецируемая божеством. Известно, сколь серьезное значение имело представление о майе для развития онтологии и сотериологии в Индии. Меньшее ударение делалось на ином: чтобы разорвать покрывало майи и прорвать космическую иллюзию, необходимо сперва осознать ее характер как «игры» – свободной спонтанной активности божества – и вслед за этим, имитируя божественный образ действий, можно достичь свободы. Парадокс индийской мысли заключается в том, что представление о свободе скрыто за представлением о майе – то есть об иллюзии и рабстве, – и потому обрести свободу можно лишь косвенным путем. Тем не менее, достаточно открыть глубокое значение майи – божественной «игры», чтобы уже встать на путь освобождения.