Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

Но попытка превратить «гражданина Женевской республики» в кюре и католического миссионера успехом не закончилась.

Гораздо более успешными оказались попытки де Варанс привить Руссо любовь к музыке и к систематическому чтению. Здесь видна еще одна важная сходная черта между Руссо и Толстым: оба были выдающимися самоучками и очень начитанными людьми.

Поздним летом 1742 г. Руссо впервые попал в Париж, приехав в столицу Франции в почтовом дилижансе. Это также очень важный момент биографии будущего философа. Дело в том, что для Руссо именно в Париже начинаются напряженные поиски своего призвания, попытки реализоваться в каком-то конкретном деле. И в Париже завязываются важные знакомства. В первую очередь с дамами парижского света, через которых про молодого женевца вскоре узнал весь город. Руссо пытается стяжать славу музыкальными занятиями, изучает шахматную игру. Большое значение при этом имеет его знакомство с госпожой Дюпен, одной из самых богатых и красивых женщин Парижа, женой королевского советника и главного откупщика Клода Дюпена. В доме госпожи Дюпен Руссо знакомится с Вольтером и другими знаменитостями Парижа. Кроме того, благодаря новым парижским связям Руссо становится известен в среде будущих «энциклопедистов», то есть авторов и издателей знаменитой «Энциклопедии». В первую очередь среди новых друзей Руссо следует назвать Дидро, Гримма, Кондильяка, Д’Аламбера, аббата де Мабли. Через некоторое время многие из них станут его заклятыми врагами.

В 1745 г. Руссо встретился с Терезой Левассер. Это был странный союз с простой служанкой в гостинице, не умевшей ни читать, ни писать, не знавшей названий месяцев и не умевшей считать деньги. К тому же в последние годы совместной жизни Тереза выпивала и изменяла мужу. С ней он прожил всю жизнь, найдя очень своеобразное применение своим педагогическим идеям на практике. «Ньютон нравственности» отдал детей (пятерых) в воспитательный дом «Enfantstrouves» («Найденыши»), мотивируя это двумя не очень убедительными аргументами: во-первых, чтобы не отвлекаться от литературных дел, во-вторых, потому, что так рекомендовал делать сам Платон: ведь воспитанием детей должно заниматься государство.

Решающее событие в жизни Руссо произошло в 1749 г., когда Дижонская академия объявила премию за сочинение на тему «Способствует ли развитие искусств и наук прогрессу нравов?». Руссо пишет свою первую диссертацию и получает дижонскую премию. В 1754 г. он пишет вторую диссертацию для этой академии – сочинение о происхождении неравенства. Издание этих опусов стало началом литературной деятельности Руссо. А в 1761-м г. появляется «Новая Элоиза», в 1762-м – «Эмиль» и «Общественный договор». Незадолго до смерти было издано последнее сочинение Руссо – его «Исповедь».

Выход этих сочинений стоил их автору больших неприятностей – своим содержанием они не удовлетворили ни парижских католиков (архиепископ Парижский Кристоф де Бомон в 1762 г. издал обличавшее и проклинавшее еретика послание), ни женевских кальвинистов. И те, и другие приговорили книги Руссо к сожжению (в Париже, Женеве и Гааге), а автора обрекли на новый этап скитаний, приведших его снова в Париж. Особенную обиду Руссо до конца жизни держал на свою родную Женеву, именно потому, что был горд гражданской принадлежностью к этому городу. Кроме того, он особенно болезненно переживал предательство, интриги и даже ненависть тех, кого в принципе мог считать своими друзьями и единомышленниками по многим вопросам – французских философов, в первую очередь Вольтера, Гримма и Дидро.

Перейдем к краткой характеристике идей Руссо. Его биографы особо подчеркивают важность парижских впечатлений философа, его стойкую неприязнь к порочному и беспощадному городу: «Идея, противопоставляющая ущербному Парижу идеальный (и, добавим, идеализированный) мир “селян и домочадцев”, становится с того времени одним из краеугольных камней всей системы общественно-политических взглядов Руссо» [133].

Руссо и в том, что можно условно назвать его «методом», и в том, что можно назвать его биографией, имеет, как уже неоднократно подчеркивалось, много общего с Толстым. Оба начинают с готовой идеи, с готового «факта», стремясь не доказать этот факт исследованием действительности, а подгоняя действительность под этот факт и «логически» его обосновывая.

Если главным оружием Вольтера была колкая насмешка и разрушительная ирония, то Руссо больше апеллировал к чувствам и эмоциям человека. Как и фернейский философ, Руссо исповедовал деизм, но совершенно особого рода. Для Вольтера это чисто рассудочное построение, для Руссо это потребность сердца и сентиментальное переживание действительности. Хотя сам Руссо и принадлежал к эпохе Просвещения, но выполнял по отношению к ней очень своеобразную функцию – критического переосмысления Просвещения и культуры с моральных позиций, с точки зрения «добродетели», забота о которой носила у женевского философа несколько слащавый характер.

Руссо делал акцент на социальных отношениях и обличении социального неравенства и в этом смысле был близок другому известному деятелю французского Просвещения – Монтескье, которого, кстати, Л. Толстой тоже читал в молодости. Конечно, Толстому были близки и педагогические сочинения Руссо, сама проблема воспитания.

Основной вопрос, который интересовал Руссо и сделал его необычайно популярным в Европе, заключается в следующем: каково назначение человека и как люди должны жить вместе, чтобы это назначение исполнить? Учитывая большой интерес к моральным рассуждениям и бесспорный литературный талант женевского философа, его задушевность, которая нередко переходит в риторику, можно понять, почему его идеи так широко разошлись. Чувствительные размышления о морали всегда будут популярны в любом обществе, ибо не требуют большой работы ума и аналитической проверки. Особенно когда авторы подобного рода идей убеждают своих читателей в том, что читатели страстно хотят услышать: «в сущности, мы ведь все очень хорошие люди». Это надежная приманка для некритического ума, для тех, кто хочет жить эмоциями и «благородными движениями сердца» и не пытается даже понять, каким мутным является на самом деле источник этих движений. Проще поверхностно заглядывать в свое сердце, чем анализировать свои поступки. Если с точки зрения христианского вероучения построения Вольтера были злой ересью , ярко представленной в личности и идеях Ивана Карамазова, то морализм Руссо был типичной прелестью , то есть самообманом, в котором с удовольствием купается сердце человека.

А Руссо проповедовал именно то, что могло вызвать и вызвало у его читателей особую симпатию. Я уже говорил о том, что в целом эпоха Просвещения отличалась особым культурным оптимизмом в ожидании «золотого века», который нужно приближать различными способами. Но для Руссо, наоборот, все лучшее в истории человечества не впереди, а позади: это первобытно-естественное состояние, состояние невинности, в котором человек якобы пребывал и из которого он вышел под влиянием культурно-исторического процесса. К этому состоянию человечеству и следует вернуться.