Август Мюллер - История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов

Некто Бабек, перс по происхождению, стал проповедовать тут о воплощении божества в его семье, а по преемству и в него самого; при этом склонял он всех к общности имуществ и жен. Быстро удалось ему навербовать многочисленных последователей в среде сильных и всегда готовых к бунту против халифата горцев. И прежде, как, например, в 192 (808), находили у них постоянную поддержку коммунисты, или, как их называли тогда, хуррамиты [337]. Движение могло легко перекинуться и на восточную Персию, где воспоминания об Муканне еще не угасли, и в таком случае было бы потрясено истинное основание могущества Ма’муна. Тем более халифу приходилось выслушать внимательно доводы своего зятя алида. В виде исключения был это человек порядочный — или же находил нужным выпутать своего будущего тестя из тенет тогдашних его приближенных; преследуя односторонне одни персидские интересы, они с каждым днем все более и более подрывались под прочные основы государства. Ма’мун не лишен был прозорливости, он понял, наконец, что необходимо изменить направление политики. К тому же Рида представил ему доказательства, что Фадл Ибн Сахл утаивает от него самые дурные и важные известия с запада. Властелин решился отправиться самолично в Ирак (середина 202=конец 817). Не могло, конечно, ускользнуть от Фадла, что его влияние начинает ослабевать, хотя Ма’мун с неподдельным коварством аббасида в данный именно момент возобновил в высшей степени милостивым рескриптом его прежние почти неограниченные полномочия. Перс был настолько неосторожен, что выказал явно свое неудовольствие; чересчур усердные почитатели халифа напали на него и изрубили несчастного во время его поездки на воды в Сарахс (начало Шабана 202=февраль 818). Ма’мун, понятно, безутешно оплакивал потерю своего верного слуги и немедленно же повелел казнить убийц, в числе которых находился и его собственный шталмейстер. Тотчас же взял халиф в жены одну из дочерей Хасана ибн Сахла, брата убитого визиря, под командой которого все еще состояла порядочная армия в Басите. Подобная же своеобразная неудачная судьба постигла вскоре и остальных главных представителей его прежней политики. Отпразднована была вскоре свадьба Ар-Риды с дочерью повелителя. Но к концу Сафара 203 (август — сентябрь 818) во время продолжительной остановки в Тусе молодой супруг увлекся и покушал не в меру винограда; он умер после непродолжительной болезни с очевидными симптомами полнейшего несварения желудка. Смерть такого почтенного родственника, к тому же объявленного наследником, произвела потрясающее действие на чувствительного властелина. Все видели, как, стеная и всхлипывая, плелся он за гробом слишком рано угасшего, которого похоронили рядом с могилой Харуна Ар-Рашида. Но испытаниям повелителя, казалось, не предвиделось конца: когда он достиг Рея, пришла печальная весть о первых признаках умопомешательства Хасана ибн Сахла; окружавшая его свита принуждена была надеть на него смирительную рубашку. Общественные толки, ходившие, по крайней мере, в восточных провинциях, как тогда, так и позже, злорадно добавляли, что все эти несчастия с халифом послужили ему же на пользу, чтобы отнять у добрых жителей Багдада всякий повод быть недовольными им. И действительно, окружающие Ибрахима ибн аль-Махдия не видели уже более никакого основания после катастрофы с ненавистными сыновьями Сахла и со смертью Риды к дальнейшему сопротивлению приближавшемуся лично властелину. Это стало тем более для всех потребным, когда оказалось, что Ибрахим, хотя и великий знаток в поэзии и музыке и сам с немалым успехом упражнявшийся в обоих искусствах, не выказывал, собственно, ни тени уменья властвовать в течение всего времени своего номинального халифства. Итак, большинство покинуло претендента и искало примирения с его соперником. Последняя попытка вооруженного сопротивления 29 Зу’ль Ка’да 203 (28 мая 819) кончилась поражением, и 15 Сафара 204 (11 августа 819) мог, наконец, Ма’мун вступить в свой верный город; тут же он поспешил развернуть ставшее снова популярным черное знамя Аббасидов, а одновременно заслужил доброе расположение иракцев сложением с жителей податей.

И это доброе расположение было для него, так сказать, более чем необходимо. Вслед за отъездом Ма’муна вспыхнул в Хорасане мятеж харуритов; Тахир из-за личных счетов и зависти к генерал-губернатору Хасану ибн Сахлу все еще никак не мог справиться в Месопотамии с бунтовщиками, предводимыми Насром ибн Шебесом, а теперь могущество мятежника усилилось до такой степени, что только сыну Тахира, Абдулле, удалось к концу 209 (начало 825) принудить его сложить оружие. К этому присоединилось в следующие годы: волнения алидов в Йемене (207 = 822 и 212 = 827), где они мало-помалу все более и более крепчали, восстания в Мидии (около 210 = 824), в Месопотамии (214 = 829), в Кумме (в Персии, 216 = 831), продолжавшееся многие годы неповиновение наместника Синда (211–214 = 826–829). А параллельно со всем этим велись две большие войны, продолжавшиеся более десятка лет: одна в Египте (196–217 = 812–832), а другая против Бабека (201–222 = 815/6–837). Последняя весьма часто перекрещивалась в весьма опасных к тому же размерах со вспыхивавшей зачастую борьбой с византийцами.

Уже со 196 (812) возгорелась в Египте междоусобная война: из числа находившихся в стране арабов кайситы высказались за Амина, а йеменцы — за Ма’муна. Совершенно непредвиденное обстоятельство запутало еще более положение вещей. Дело в том, что в Испании, независимой со 139 (756) и находившейся под управлением новой династии Омейядов, вспыхнул в 198 (814) мятеж жителей Кордовы против Хакама I. По усмирении его жители южного предместья этой столицы изгнаны были все поголовно из страны. На кораблях переправились они частью в западную Африку, частью же в Египет, здесь высадилось их в 199 (814/5) не менее 15 тыс. человек, не считая женщин и детей. Сначала искали беглецы покровительства у йеменцев, обитавших в Александрии и кругом, но вскоре, пользуясь смутами междоусобной войны, они успели отстоять свою самостоятельность и, наконец, овладели даже Александрией. Непрерывный ряд опустошений, производимых в этой несчастной стране всеми этими ожесточенными обоюдными схватками партий, довел даже покорных коптов до отчаяния, и в этой провинции наступило вскоре полное разложение. Между тем только в 210 (825), после окончательного одоления в Месопотамии Насра, освободился Абдулла Ибн Тахир и мог быть послан в Египет. Сразу же принялся он задело с замечательной энергией; разбив настоящих мятежников, сумел нагнать такой страх на испанцев, что они предпочли очистить Александрию и снова пуститься в море под предводительством Абу Хафса Омара Аль-Баллутия. — По всей вероятности, они заранее наметили для себя остров Крит. Недаром же раздаются еще с 208 (823) жалобы греков на нападения сарацин. Во всяком случае, вся эта масса переселенцев обрушилась в 211 (826) на остров и отвоевала его у греков. Почти полтора столетия властвовали здесь потомки Омара в качестве независимых князей, пока византийцам не удалось снова прогнать арабов в 350 (961). Едва успел Абдулла Ибн Тахир по отплытии испанцев восстановить кое-какой порядок в Египте и получить новое назначение, как снова в 213 (828) сцепились кайситы с йеменцами. Пришлось брату Ма’муна, объявленному наследником, Абу Исхаку Мухаммеду по прозванию Аль Му’тасим биллах («обретший защиту в Аллахе») [338]отправиться снова с войском в Египет. Но и его вмешательство подействовало не надолго. Уже в 216 (831) арабы и копты больших округов нижнего Египта восстали снова поголовно. Проживавший в это время в Дамаске после похода против византийцев, халиф нашел нужным лично вмешаться. Мухаррем 217 (февраль 832) прибыл повелитель в Египет, и в то же самое время вступил сюда же Афшин, дельный военачальник тюркского происхождения, командовавший в Барке. Кровь потекла ручьями, и восстановлено было наконец спокойствие на продолжительное время. Теперь Ма’мун мог снова потянуться на север и возобновить свои походы против византийцев.