Паскаль Буайе - Объясняя религию. Природа религиозного мышления

Как все мы знаем, какие-то мемы передаются почти в первозданном виде, тогда как другие в процессе отчаянно искажаются. Взять, к примеру, противоположную судьбу двух культурных мемов, созданных Ричардом Докинзом, один из которых реплицировался превосходно, а другой подвергся странной мутации. Хорошо реплицировавшийся мем – это сама концепция мема. Уже через несколько лет после введения Докинзом этого термина о нем знал каждый социолог, биолог-эволюционист и психолог, и в большинстве своем все они понимали изначальное значение правильно. А теперь вспомним другой термин Докинза – «эгоистичный ген». Докинз имел в виду, что гены – это цепочки ДНК, единственная цель которых состоит в репликации. Логика элементарная: гены, не имеющие этого функционала (формирующие организмы, не способные передавать гены дальше), попросту исчезают из генофонда. Вроде бы несложно. Однако стоило словосочетанию «эгоистичный ген» «пойти в народ», и смысл его исказился до неузнаваемости: теперь многие используют его в значении «ген, делающий нас эгоистами». Вспоминается редакторская статья в британском Spectator , призывающая консерваторов разжиться эгоистичным геном, о котором говорил профессор Докинз. Геном нельзя «разжиться», равно как нельзя утверждать, что у кого-то этого гена много, а у кого-то мало; гена, отвечающего за эгоизм, наверняка не существует вовсе, да и Докинз вовсе не это имел в виду. Однако в подобном искажении нет ничего удивительного. Оно подтверждает распространенное представление, что биология – это сплошная борьба за выживание, око за око, зуб за зуб, гоббсовская «война всех со всеми» и т. п. (изначальная, мягко говоря, ошибочность самого представления к делу не относится). В данном случае искажение происходит, поскольку у людей уже имеется некая установка, на которую вроде бы хорошо ложится сочетание «эгоистичный ген». Изначальное объяснение (изначальный мем) полностью игнорируется как не укладывающийся в априорную концепцию.

Культурные мемы подвергаются мутации, рекомбинации и селекции в сознании каждого отдельного человека в такой же степени и с такой же частотой (пожалуй, даже сильнее и чаще), как и во время передачи от одного сознания к другому. Мы не просто передаем полученную информацию дальше. Мы обрабатываем ее и создаем на ее основе новую, часть из которой сообщаем другим. Некоторым антропологам в этом видится приговор попыткам объяснить культуру через мемы. То, что мы называем культурой, – это сходство между мысленными образами отдельных людей в определенных областях. Но как же в принципе образуется сходство, если образы поступают из стольких источников и подвергаются такому количеству изменений?

Очень заманчиво принять напрашивающийся ответ: какие-то мемы настолько заразны и стойки, что наше сознание просто глотает их целиком, как есть, а потом отрыгивает в непереваренном виде другим. Они передаются от сознания к сознанию как электронное письмо через соединенные в сеть компьютеры. Каждый из компьютеров сохраняет его на какое-то время, затем по надежным каналам передает другому. Например, концепция праведного предка, сообщаемая нам старшими, настолько «хороша», что мы закладываем ее в память, а потом в неизменном виде передаем детям. Но это объяснение не годится, и вот почему: когда идея искажается до неузнаваемости (как в случае с «эгоистичным геном»), вроде бы очевидно, что происходит это, поскольку получившее изначальную информацию сознание что-то к ней добавило – иными словами, переработало. Пока все логично. Но дальше напрашивается следующий логический шаг: когда идея передается в относительно первозданном виде, это происходит, поскольку принимающее сознание ее не перерабатывает. А вот это уже серьезная ошибка. Главное отличие способного обмениваться идеями сознания от передающего электронную почту компьютера в том, что сознание, глотающее информацию, никогда не передает ее дальше в том же сыром виде. Оно неизбежно подвергает имеющуюся информацию сильной обработке – особенно в том случае, когда она передается дальше неискаженной. Например, я могу пропеть «Землю надежды и славы» (примерно) так же, как пели ее другие до меня. Потому что в результате сложнейших ментальных процессов у меня отложились в памяти разные услышанные версии. В человеческом общении точная передача требует не меньше усилий, чем искажение.

Именно поэтому концепция мемов всего лишь отправная точка, пусть и хорошая. Идея репликации уводит нас далеко в сторону. Представления одних людей примерно схожи с представлениями окружающих не потому, что они перекачиваются из сознания в сознание, а потому, что воссоздаются схожим образом. Некоторые представления оказываются настолько привлекательными, что вы станете их обдумывать, даже если предшественники не оставили вам достаточного материала для обработки, и ваши культурные преемники, возможно, займутся их дальнейшей шлифовкой, даже если вы тоже не самый компетентный передатчик. Как ни парадоксально, нет ничего удивительного в том, что у многих компьютеров, несмотря на жуткое качество связи между ними, оказывается в памяти схожий текст – если речь идет о таких компьютерах, как человеческое сознание, и о таких каналах связи, как человеческое общение.

Религиозные представления и убеждения у людей существуют потому, что те перенимают их у других людей. Разумеется, в принципе ничто не мешает изобретательному сицилийскому католику воссоздать индуистский пантеон, а творчески мыслящему китайцу – амазонскую мифологию. Но, как правило, человек усваивает религию от других представителей своей социальной группы. Как же это происходит? Интуитивное объяснение, как всегда, простое: окружение ребенка ведет себя определенным образом, ребенок усваивает происходящее и в конце концов начинает принимать как данность. В этой картине усвоение предстает пассивным процессом. Развивающееся сознание постепенно наполняется информацией, поступающей от культурных авторитетов и сверстников. Именно поэтому у индусов много богов, а у иудеев – только один; поэтому японцы любят сырую рыбу, а американцы жарят маршмеллоу на костре. У этой картины передачи есть огромное преимущество – она проста; и огромный недостаток – она определенно ложна. Она ошибочна по двум пунктам. Во-первых, дети не впитывают поступающую из окружения информацию бездумно, они ее активно фильтруют и достраивают. Во-вторых, не всю информацию они усваивают одинаково.

Чтобы прочувствовать сложность передачи, сравните, как вы усваивали разные элементы своего культурного багажа. Например, грамматику родного языка. Это очень сложная система – спросите у любого иностранца, который сейчас сражается с учебником. Но у вас процесс научения происходил подсознательно, исподволь – по крайней мере так кажется, – совершенно точно не требуя от вас никаких усилий, просто благодаря нахождению в среде носителей языка. А теперь возьмем этикет и правила поведения. В разных культурах они разные, рано или поздно их приходится осваивать, и это тоже не так уж сложно, однако процесс протекает несколько иначе. Вам говорят, что можно делать, а что нельзя, вы считываете образцы поведения у окружающих. В определенной степени вы сознаете, что осваиваете модели поведения, оказывающие воздействие на других. Теперь возьмем математику. Вот тут вы точно чувствуете, что учитесь. Вам приходится прилагать усилия. Просто так истины вроде (a + b) 2= a 2+ 2ab + b 2не даются, большинству людей нужно, чтобы их шаг за шагом подвел к ним компетентный взрослый. Примеры можно множить до бесконечности, но смысл, думаю, ясен: знания, делающие вас полноценным представителем культуры, усваиваются разными путями.