Сэм Харрис - Конец веры. Религия, террор и будущее разума

Каковы бы ни были наши представления, их количество у каждого из нас не может быть бесконечным [47] Еще одно свойство представлений прямо связано с природой языка: как практически не существует предела предложений, которые может построить человек (язык очень «продуктивен» в этом смысле), так нет предела и для потенциальных утверждений о мире. Скажем, если я полагаю, что в моем шкафу нет совы, я также думаю, что там нет двух сов, трех сов… и так далее, до бесконечности. . Хотя философы сомневаются в том, что количество представлений поддается подсчету, очевидно, что наш мозг способен хранить лишь определенное количество информации [48] По мнению специалистов, количество нейронов, которым каждый из нас располагает, составляет от 10 11 до 10 12 клеток, и у каждого нейрона есть в среднем по 104 связи с соседними. Это означает, что мы располагаем 10 15 —10 16 синапсами. Это огромное число, но оно все же имеет пределы. , ограниченное число воспоминаний и словарь определенного объема, который составляет где-то около 100 тысяч слов. Поэтому стоит отделять представления, которые казуально активны [49] См. N. Block, «The Mind as the Software of the Brain», in An Invitation to Cognitive Science: Thinking, ed. E. E. Smith and D. N. Osherson (Cambridge: MIT Press, 1995), 377–425. — то есть которые уже действуют в наших умах, — от тех, которые мы можем сформировать, если это потребуется. Если представления подобны восприятию, то очевидно, что мы сами не в состоянии ответить на вопрос, каким количеством представлений мы пользуемся на данный момент. Так, исследования феномена «слепоты к изменению» показали, что мы замечаем в окружающем мире куда меньше вещей, чем нам кажется, потому что мы не замечаем многих визуальных изменений среды [50] D. J. Simons et al., «Evidence for Preserved Representations in Change Blindness», Consciousness and Cognition li, no. 1 (2002): 78–97; M, Niemeier et al., «A Bayesian Approach to Change Blindness», Annals of the New York Academy of Sciences 956 (2002): 474—75 [abstract]. . Здесь будет уместна и аналогия с компьютерными играми: последние поколения этих игр не строят элементы виртуального мира до тех пор, пока это не понадобится игроку [51] R. Kurzweil, The Age of Spiritual Machines (New York: Penguin, 1999). . Возможно, наш когнитивный аппарат ведет себя примерно так же [52].

Независимо от того, присутствуют ли в нас все наши представления постоянно или мы каждый раз их заново конструируем, похоже, нам нужно заново пересматривать многие убеждения, прежде чем они начнут управлять нашим поведением. Это случается каждый раз, когда мы испытываем сомнения относительно утверждения, которое ранее принимали. Просто представьте себе, что вы забыли таблицу умножения и не знаете, что получится, если 12 умножить на 7. Каждый из нас в какой-то момент может усомниться в том, что правильный ответ — 84. И тогда нам придется произвести подсчеты, прежде чем мы согласимся с утверждением 12 × 7 = 84. Или представьте себе, что вы усомнились в том, что действительно помните, как зовут знакомого («Его имя — Джефф? Я так к нему обращался?»). Очевидно, даже самые привычные представления в какой-то момент могут вызывать у нас сомнения. И такие моменты, когда нам требуется новая проверка, очень важны, о чем мы и поговорим ниже.

Представьте себе, что вы ужинаете в ресторане в компании нескольких старых друзей. Вы на минутку покидаете столик, чтобы помыть руки, а вернувшись, слышите, как один из ваших друзей шепчет: «Тише! Он об этом ничего не знает».

Как вы можете понять эти слова? Все указывает на то, что «он» в этой фразе — это вы сами. Но если вы женщина, а потому к вам эти слова явно не относились, они могут разве что вызвать у вас любопытство. Сев на свое место, вы можете даже тихо спросить: «О ком это вы здесь шепчетесь?» Но в том случае, если вы мужчина, ситуация становится интереснее. Что от вас хотят скрыть друзья? Если через несколько недель у вас день рождения, вы можете подумать, что они готовят вам какой-то сюрприз. Если это не так, есть множество других возможностей, достойных пера Шекспира.

Опираясь на ваши прежние представления и на контекст данной ситуации, в которой прозвучали эти загадочные слова, система вашего мозга, отвечающая за истинность предположений, начнет оценивать самые разные возможности. Вы начнете изучать лица друзей. Не подтверждают ли их выражения ваши самые мрачные догадки? Что, если один из ваших друзей только что рассказал другим, что он спал с вашей женой? Когда бы это могло произойти? В самом деле, их всегда что-то влекло друг ко другу… Понятно, что любая интерпретация событий, которая станет убеждением, будет иметь серьезные последствия для вас и вашей социальной жизни.

На данный момент мы не понимаем, что происходит на уровне мозга, когда человек принимает или отвергает какое-либо утверждение — однако именно от этого момента зависит характер нашего мышления и поведения. Если мы принимаем какое-то утверждение, мы принимаем его содержание, а это влияет на наше поведение. У нас есть основания думать, что этот процесс происходит автоматически — что, поняв какую-то мысль, мы сразу начинаем в нее верить. По мнению Спинозы, вера в представление и вера в понимание тождественны, тогда как для отказа от представления требуется дополнительное усилие. Это подтверждают некоторые любопытнейшие исследования в психологии [53]. Можно предположить, что понимание утверждения аналогично восприятию объекта в пространстве. По умолчанию мы считаем, что увиденный нами предмет реален, если только не докажем обратного. Этим может объясняться тот факт, что как только вы минуту назад подумали о гипотетическом предательстве со стороны друга, ваше сердце учащенно забилось.

Независимо от того, считаем ли мы процесс формирования представлений пассивным или активным, мы все равно постоянно проверяем высказывания (как наши собственные, так и чужие) на предмет наличия логических и фактических ошибок. Если мы не находим ошибок, мы можем жить логикой слов, которые в противном случае были бы предложениями без содержания. Конечно, иногда стоит изменить одно слово — и простая банальность может превратиться в вопрос жизни и смерти. Скажем, если глубокой ночью к вам придет ваш ребенок и скажет: «Папа, по комнате ходит слон», — вы отведете его в спальню, вооружив воображаемым пистолетом; если же он скажет: «Папа, по комнате ходит человек», — вам, быть может, захочется взять в руки реальное оружие.

Все мы знаем, что в целом люди крайне неохотно меняют свои убеждения — для этого нам не нужно быть психологами или обладать специальными знаниями о работе мозга. Многие авторы отмечают, что мы консервативны в своих представлениях, то есть стремимся ничего в них не менять, пока для этого нет особой причины. Представление в эпистемологическом значении этого слова, то есть представление, отражающее наши знания о мире, требует, чтобы мы считали определенное утверждение истинным, а не просто желали, чтобы оно таковым было. Это ограничение, наложенное на наше мышление, несомненно, благая вещь, поскольку ничем не ограниченные желания породили бы в нас такую картину мира, которая никак не связана с действующими в нем законами. Но чем плохо верить в истинность утверждения просто потому, что нам так нравится? Чтобы дать ответ на этот вопрос, достаточно вспомнить о значении выражения «потому что». Оно указывает на причинно-следственную связь между истинностью утверждения и верой человека в него. Вот почему для нас так важны доказательства: они устанавливают причинно-следственную связь между разными явлениями в мире и нашими представлениями о них. («Я полагаю, что Освальд застрелил Кеннеди, потому что на винтовке найдены отпечатки пальцев Освальда и потому, что мой кузен видел, как тот стрелял, а мой кузен никогда не лжет».) Мы верим в истинность какого-либо утверждения потому, что наш опыт или наши представления о мире подтверждают его истину [54].