Array Array - Йога: бессмертие и свобода

Алхимик лишь стимулирует развитие металлов; подобно своему западному коллеге, китайский алхимик вмешивается в деятельность природы, ускоряя ритм времени. Но не следует забывать о том, что превращение металлов в золото имеет также и "духовную" сторону: поскольку золото является царственным, "совершенным" металлом, "свободным от нечистоты" , то алхимическая деятельность внутренне направлена на "совершенствование" природы, т.е. в конечном счете на ее независимость, свободу. Созревание металлов в глубинах земли подчиняется тем же временным ритмам, которые "опутывают" человека в его телесном, "падшем" положении; ускорить рост металлов в алхимическом делании – все равно что избавить их от закона времени. Используя соответствующие практики, йогин и тантрист освобождаются от любых темпоральных ограничений и достигают "бессмертия". Вспомним ведийское изречение: золото – это бессмертие.

Все это может объяснить, почему алхимические операции всегда мыслились в связи с освобождением от времени. В Китае "приготовление золота", получение "бессмертного снадобъя" и "призывание" бессмертных тесно соединены друг с другом. Так, Луань Дай пришел к императору У и заявил, что может представить перед ним эти три чуда, но преуспел только в "материализации" бессмертных. Другая выдающаяся личность, Лю Сян (79-8 гг. до н.э.) тоже попытался продемонстрировать "приготовление золота", и тоже безуспешно. Несколькими столетиями спустя Баопуцзы объяснял неудачу Лю Сяна тем, что тот не обладал "истинным лекарством" ("философским камнем") и не был духовно подготовлен (алхимик должен поститься сто дней, очистить себя благовониями и т.д.). Кроме того, добавляет он, превращение не может быть успешно проведена во дворце; необходимо жить в уединении, вдалеке от профанного мира. Книги не отвечают сути дела: то, что можно найти в них, годится лишь для новичков; все остальное же покрыто тайной и передается учителем только изустно.

Поиски эликсира часто совпадают и с поиском далеких, таинственных островов, где пребывают бессмертные; чтобы встретиться с бессмертными, требуется преодолеть порядок обусловленности и выйти во вневременной, блаженный мир. Вполне вероятно предположить, что многие экспедиции, стремившиеся обнаружить "волшебные острова", имели следствием географические открытия. Разве не стремление европейцев найти земной рай или острова блаженных послужили отправной точкой для великих географических открытий по ту сторону Атлантики? Тем не менее нельзя забывать о том, что в основе подобных предприятий всегда лежал миф, изначальный образ некоей райской земли, пребывающей в вечности и населенной "совершенными", бессмертными существами (в других культурах это Шветадипа, Остров Блаженных, Авалон и т.д.). Поисками бессмертных с далеких островов вдохновлялись первые императоры династии Цинь (219 г. до н.э.), а также император У (Ханьская династия) в 110 г. до н.э. Ностальгия по чудесной земле, где можно добыть "снадобье бессмертия" продолжала существовать и в средние века, только представление о "волшебных островах посреди Восточного Моря" сменяется мечтами о далеких, но не менее чудесных землях, таких как Индия или Западная Азия. Император Тай-цзун (VII в.) имел при своем дворе брахмана по имени Нараянасвами, которого Ван Сюань-пэ пригласил из Индии в 648 г. Этот алхимик знал искусство продления жизни. В 664 – 65 гг. Гао-пзун послал буддийского монаха Сюань-чжао в Кашмир за индийским чародеем Локадитьей, который, по слухам, обладал эликсиром жизни. В 1222 г. Чингисхан вызвал даосского алхимика Чан-чуня в Самарканд. Спрошенный ханом о том, обладает ли он жизненным эликсиром, Чан-чунь искренне признался: "У меня имеется средство защитить жизнь [талисманы от злотворных влияний], но не эликсир бессмертия".

С течением времени даосские авторы начинают различать эзотерическую и экзотерическую алхимию. Пэн Сяо (живший в конце IX в. и в первой половине Х в.), комментируя Цань тун ци, проводит четкое различие между экзотерической алхимией, которая имеет отношение к физическим веществам, и эзотерической, использующей только "души" этих веществ. Впрочем, подобное различение было известно еще Хуэй-сы (515-577 гг. н.э.). "Эзотерическая алхимия" ясно просматривается в "Трактате о Драконе и Тигре", написанном Су Дун-по в 1110 г. "Чистые", совершенные металлы отождествляются с различными частями тела; алхимические процессы, вместо того чтобы исполняться в лаборатории, происходят в теле и сознании алхимика. Су Дун-по выражает это так: "Дракон – это ртуть. Он есть семя и кровь. Он исходит из почек и хранится в печени... Тигр – это свинец. Он является хлебом и телесной силой. Он исходит из мозга, а легкие вынашивают его... Когда ум в движении, тогда и дыхание, и сила действуют вместе с ним. Когда почки в работе, тогда семя и кровь тоже действуют". Подобно тому как в Индии алхимия оказалась частью тантрической йоги, так и в Китае она была всегда тесно связана с даосскими практиками. Вот почему ритмическое дыхание, столь важное в даосизме, является частью алхимической дисциплины. Баопу-цзы пишет: "Чтобы понять подлинный смысл дыхания, нужно вдохнуть воздух через нос, затем заткнуть нос двумя пальцами и мысленно считать удары сердца. Когда подсчет дойдет до ста-двухсот сердечных ударов, воздух надо выдохнуть через рот. В этом методе каждому практикующему следует поставить своей целью, чтобы его уши перестали слышать любой звук вдыхаемого или выдыхаемого воздуха. Часто практикуя таким образом, нужно увеличить постепенно счет сердечных ударов во время задержки дыхания... Когда этой ступени достигает старик, он возвращает себе юность".

Мы не будем касаться здесь проблемы истоков китайской алхимии: связаны ли они с поиском золота, или "эликсира бессмертия", или искусственной киновари, символический и сакральный характер используемых веществ очевиден. Красный цвет означает жизненный принцип, кровь; киноварь, как полагали, продлевает жизнь, что объясняет и ее присутствие в гробницах еще с незапамятных времен. Необходимо также принять к сведению символику и сакральность металлургии, таинственной техники, использование которой помогало минералам "вызревать", а металлам – "очищаться"; за металлургией следовала алхимия, поскольку она ускоряла "совершенствование" металлов. Возможно, в какой-то период параллельно с алхимией стали развиваться зачаточные формы химии, пока наконец они не превратились в эмпирическую науку, основанную только на наблюдении и эксперименте. Возможно, это и так. Однако нам следует быть очень осторожными и не смешивать эти два типа экспериментирования – алхимическое и протохимическое. Не доказано, что алхимики интересовались химическими феноменами. Описывая алхимиков Александрии, Ф.Шервуд Тэйлор замечает: "Никто из тех, кто использовал, например, серу, не мог не заметить любопытные результаты, к которым приводят ее плавление и последующее кипение в жидкой форме. Тем не менее, хотя сера упоминается сотни раз, нет никаких намеков на какие-либо ее характерные свойства, за исключением общих слов о ее воздействии на металлы. Это столь сильно контрастирует с духом греческой науки классических времен, что мы должны сделать вывод о том, что алхимики интересовались только такими природными феноменами, которые могли помочь им достичь своих целей... Мы не обнаружим в алхимии никаких зачатков науки... Алхимик никогда не использовал научные процедуры".