Array Array - Йога: бессмертие и свобода

Туммо – його-тантрическое упражнение, хорошо известное аскетам Индии. Выше уже упоминалось об интенсивном жаре, возникающем при подъеме кундалини. В источниках говорится, что психическое тепло можно получить через задержку дыхания и сублимацию половой энергии, и этот опыт всегда сопровождается световыми феноменами (важная деталь, к которой мы еще вернемся). Техника "производства внутреннего тепла" не является тантрической инновацией. Уже "Мадджхима-никая" (I, 244) знает о "жаре", полученном через задержку дыхания, да и в других буддийских произведениях (например, в "Дхаммападе", 387) содержится мысль о том, что Будда – это "горение". Будда является "горением" потому, что он практикует аскетизм, тапас – а мы уже видели, что в Индии тапас был известен только с ведических времен, хотя сама теория и практика "магического нагревания", а также процесса создания мира посредством аутотермии были в ходу еще с доиндоевропейского периода; действительно, они принадлежат к ступени архаической культуры, будучи зафиксированы и в первобытных космологических системах, и во многих видах шаманизма.

Есть все основания полагать, что опыт "внутреннего тепла" был знаком мистикам и магам с самых древних времен. Многие первобытные племена воспринимают магико-религиозные способности как "горение", выражая их словами, означающими "тепло", "разгорание", "сильное жжение" и т.п. В этом и кроется, кстати, причина того, почему маги и чародеи пьют соленую или пряную жидкость и поедают растения с сильным ароматом – тем самым они надеются увеличить свое внутреннее тепло. В современной Индии магометане верят, что человек, находящийся в общении с Богом, становится "объят пламенем". Всякого, кто исполняет чудеса, они называют "пламенеющим". В широком смысле все люди, в действиях которых проявляется магико-религиозная энергия, могут называться "пламенными".

Разумеется, эта сакральная сила, переживаемая как крайний жар, приобретается не только в шаманских или мистических практиках. Мы уже называли некоторые термины из индоевропейского военного словаря (furor, ferg и др.), обозначающие этот "крайний жар" и эту "ярость", которые характеризуют ощущение телом сакральной силы. Как и шаман, юный герой "раскаляется" в процессе своего инициатического сражения. Понятно, что эти "ярость" и "жар" – не профанные или "естественные" феномены, но являются признаком восприятия сакральности. "Овладение огнем" и "внутреннее тепло" всегда связаны либо с достижением особого экстатического состояния, либо, на других культурных уровнях, с обретением необусловленного состояния совершенной духовной свободы. "Овладение огнем", т.е. нечувствительность к жару и вытекающее из нее "магическое тепло", с помощью которого можно вынести и крайний холод, и крайний жар, является тем магико-мистическим достижением, которое, вкупе с другими, не менее экстраординарными умениями (восхождение, полет и т.д.), ощутимо показывает, что шаман превзошел человеческий удел и может разделять жизнь "мира духов".

Очевидно, что первоначальное ощущение магико-религиозной силы, выраженное в "ярости" военных инициаций или в "горении" магов, шаманов или йогинов, могло со временем трансформироваться, видоизменяться, совершенствоваться через стремление к воссоединению и "преображению". Индийское слово крату, которое вначале означало "мощь яростного воина", особенно "мощь Индры", потом "силу победы", "героическое усилие", "порыв", "смелость", "упоение битвой" и, более широко, "силу" и "величие" вообще, в конце концов приобрело значение покорности законам риты и достижения высшего блаженства. Конечно, "ярость" и "жар", порождаемые упорным, постепенным возрастанием в силе, пугают большинство людей. Тем не менее этот вид силы, в ее "незрелом" состоянии, является главным объектом интереса для чародеев и воинов; те же, кто ищут в религии доверие и успокоение, противятся магическому "жару" и "огню".

Термином шанти, которым на санскрите обозначается спокойствие, душевный мир, бесстрастие, облегчение страдания, происходит от корня шам, который первоначально имел значение угасания огня, гнева, возбуждения, короче говоря, "жара", производимого демоническими силами. Индиец ведийских времен чувствовал опасность, идущую от магии; он не хотел поддаваться соблазну обладать избыточными силами – точно так же, как позже йогин старался преодолеть искушение пользоваться сверхспособностями (сиддхи).

Мы уже отмечали, что в його-тантрических упражнениях "внутреннее тепло" сопровождалось световыми эффектами. Мистические переживания света засвидетельствованы еще со времен упанишад, для которых "внутренний свет" (антар джьотих) определяет самую сущность Атмана (Брихадар.-уп, I, 3, 28); в некоторых буддийских техниках медитации мистический разноцветный свет указывает на успех в созерцании. Не будем останавливаться на огромной роли внутреннего света в мистике и теологии христианства и ислама, поскольку не ставили перед собой задачу компаративного изучения мистицизма; наше исследование ограничено сферой шаманизма. Скажем лишь, что в Индии светозарные эпифании известны далеко не только в йогическом опыте, свидетельство тому – экстатическое восхождение Арджуны на гору Шивы, восхождение, которое завершается растворением в сверхъестественном свете (Мхбх, VII, 80).

Внутренний свет чрезвычайно важен и в практиках эскимосских шаманов. Можно даже сказать, что его обретение равносильно исходу инициатического испытания: кандидат достигает этого "просветления" – кауманек – после долгих часов медитации, проходящей в полном уединении. По словам шаманов, которых расспрашивал Расмуссен, кауманек – это "таинственный свет, который внезапно ощущается шаманом в своем теле, в голове, в мозге, – загадочный светоч, светозарный огонь, позволяющий ему, выражаясь и буквально и метафорически, видеть во мраке – ибо он может отныне даже с закрытыми глазами видеть в темноте и воспринимать такие вещи и события, которые скрыты от других; так они проникают в будущее и в чужие тайны. Когда неофит впервые испытывает "просветление", "это похоже на то, как будто бы дом, в котором он находится, внезапно вырос: он видит далеко окрест, даже через горы, словно земля была бы одной огромной равниной, и его взор может достигать конца земли. Ничего более не скрыто от него".

Какие выводы можно извлечь из более близкого рассмотрения этих сопоставлений? Для начала отсечем те элементы, которые не относятся непосредственно к йогической проблематике. Мы оставим в стороне те соответствия космологических систем и символики восхождения, которые можно наблюдать и в шаманизме, и в индийской традиции (юпа, семь шагов Будды и т.п.): это просто структурные параллели, которые не приближают к прояснению сходства шаманизма и йоги. Только два аспекта символики восхождения привлекут наше внимание – трюк с веревкой и магический, или экстатический, полет. В этой связи уместно сделать два замечания: 1) трюк с веревкой, будучи одним из типичных факирских фокусов, не является непременным атрибутом любой йогической техники; он может входить в список сиддхи наряду с другими "чудесными способностями" индийской магической традиции; 2) что касается экстатического полета, известного еще с эпохи Вед, то он тоже никогда не входил составной частью в йогу как таковую. На философском уровне способность к перемещению по собственной воле, умение "летать" символизировала автономию духа; на магическом же уровне "полет" рассматривался как одно из сиддхи и мог быть подготовлен либо йогой, либо алхимией, либо чародейством. С другой стороны, как отмечалось выше, "магический полет" не считается исключительно прерогативой шаманизма, хотя и является одной из его характерных особенностей; "полет" – неотъемлемая часть древнейшей магической традиции.