Михаил Майзульс - Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха

Рис. 3. Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 гг.

Этот странный триптих давно интригует историков. Американский искусствовед Джозеф Кёрнер в книге, посвященной Босху и Брейгелю, сформулировал свое впечатление так: «В „Эпифании“ [к Христу] из своих дохристианских культур приходят волхвы с таинственными идолопоклонническими дарами, которые как-то связаны с секретным заговором (его суть до сих пор неизвестна и, возможно, необъяснима) с участием еще одного короля» [9] Koerner 2004. P. 97. См. также: Silver 2001. P. 636–637. . Другие исследователи: от Лотты Бранд Филип в 1950-х гг. до Дебры Стриклэнд в 2010-х гг. — предполагали, что в этой сцене Босх не только славил божественного младенца и его явление миру, но и обличал врагов Церкви — иудеев и (или) магометан, что радостное торжество у него омрачено ощущением смутной угрозы и волхвы тоже, возможно, враждебны младенцу [10] Philip 1953; Strickland 2016. .

В 1953 г. немецкий, а затем американский искусствовед Эрвин Панофский опубликовал плод своих многолетних исследований — труд об искусстве Нидерландов XIV–XV вв. В одной из глав он писал: «Ни один обзор ранней нидерландской живописи не будет полон без обсуждения Иеронима Босха. Однако подобное обсуждение лежит не только за рамками этого труда, но, боюсь, за пределами возможностей его автора. Одинокие и недоступные, творения Босха — это остров в потоке традиции, происхождение и природу которой я попытался охарактеризовать. Техника его письма столь же неповторима, что и строй его мысли, а связи, которые обнаруживают между его работами и работами Флемальского мастера, Яна ван Эйка, Рогира ван дер Вейдена и Дирка Баутса, оказываются в лучшем случае призрачными и малозначительными. Его корни скорее уходят в глубину народного и полународного искусства: к гравюре на дереве и на меди, деревянной или каменной резьбе и, что важнее всего, книжной миниатюре. Его архаизирующий стиль… напоминает об эксцентричных костюмах, характерных для международной готики, фантастическом и часто раблезианском юморе маргиналий, украшавших английские и континентальные рукописи XIV в. и начала XV в., и физиогномических преувеличениях — доведенных у него до абсурда удивительным правдоподобием…» [11] Panofsky 1966. P. 357. См.: Stoichita 2014. P. 44.

Со времен Панофского вышли тысячи книг и статей, посвященные Босху. Однако значение многих его работ до сих пор вызывает споры. В первую очередь это касается самого странного из его творений — триптиха, известного как «Сад земных наслаждений» (рис. 4). Историки не сходятся в том, изобразил ли он на центральной панели царство безгрешности — земной рай, где нет ни голода, ни стыда; идеальный мир, в котором люди могли бы жить, если бы не ослушались Божьего запрета и не отведали плод с Древа познания добра и зла; или — что все же более вероятно — царство страстей и пороков, которые овладели человеком после грехопадения и ведут его в ад, изображенный на правой створке триптиха [12] О «Саде земных наслаждений» см., к примеру: Wirth 1988; Jacobs 2000. P. 1038–1041; Silver 2001. P. 641–645; Belting 2005; Blauensteiner 2016; Koerner 2016. P. 179–223; Falkenburg 2016; Бозинг 2001. С. 50–60; Косякова 2019. С. 161–180. Вероятно, этот триптих в 1517 г. висел во дворце Нассау в Брюсселе. Несмотря на то что по форме он напоминает алтарный образ со створками, вряд ли он предназначался для церкви. Перед нами скорее дидактическая аллегория, призыв задуматься о грехопадении, искушениях плоти и неизбежной каре, которая ждет грешников на том свете. .

Однако и в работах на традиционные церковные сюжеты у Босха встречается множество иконографических «аномалий». И часто вовсе не очевидно, вкладывал ли он в привычные для средневековой иконографии образы тот же смысл, что его предшественники и современники.

Эта небольшая книга продолжает мои исследования, посвященные средневековым знакам инаковости и приемам демонизации еретиков и иноверцев. В ее фокусе всего один образ — «Поклонение волхвов», написанное Иеронимом Босхом. Оно интересно тем, что в нем маркеры принадлежности к миру зла, которые применяли многие поколения фламандских, немецких или французских мастеров, были переработаны на новый и ни на кого не похожий лад. Правы ли Лотта Бранд Филип и Дебра Стриклэнд в том, что Босх превратил торжество Богоявления в сцену, где новорожденному Христу угрожают силы зла? Да и мог ли художник на рубеже XV–XVI вв. «вывернуть наизнанку» столь важный церковный сюжет?

Я предлагаю рассмотреть «Поклонение волхвов» в деталях и разобраться в том, что в его иконографии было типично, а что уникально. Однако важно помнить о нескольких простых принципах, которые учат нас осторожности и удерживают от слишком категоричных выводов. Визуальное послание не сводится к сумме его частей; смысл, заложенный художником и (или) его заказчиком, необязательно совпадает с тем, что в изображении видят зрители — его современники; визуальное высказывание по своей природе открыто к большему числу толкований, чем слово — изреченное или записанное. В иконографии многое строится не на простом символизме (лилия = чистота и девство; пеликан = самопожертвование и искупление и т. д.), а на перекличках между персонажами и предметами, на игре знакомого и незнакомого, на амбивалентности многих деталей [13] Баше 2005. C. 159–163. См. также: Baschet 2008. P. 166–188. .

Рис. 4. На левой створке изображен райский сад, в котором Господь представляет проснувшемуся Адаму его жену Еву, а на правой — преисподняя, где демоны истязают грешников. Ад — антоним Эдема. Слева в центре — розовый фонтан, источник жизни ( fons vitae ). На том же уровне справа — демоническая конструкция, соединяющая человеческое лицо и яйцо-таверну (или бордель), которая высится на стволах-ногах. Слева внизу стоит Бог-Творец, справа на том же уровне восседает Сатана, пожирающий и извергающий нечестивцев. Загадочнее всего выглядит центральная панель. Изображенный на ней пейзаж, заполненный нагими мужчинами и женщинами, продолжает райский. Однако странные действа, которым они предаются (любовные игры и хороводы верхом на зверях), вероятнее всего, воплощают все лики чувственности — путь в преисподнюю.

Иероним Босх. Сад земных наслаждений, ок. 1495–1505 гг.

Madrid. Museo Nacional del Prado. № 2823

Например, пытаясь «расшифровать» значение реальных и фантастических животных, которые изобиловали в декоре романских и готических храмов, на полях рукописей и на множестве других предметов, медиевисты обычно обращаются к бестиариям. Эти энциклопедические тексты описывали облик и повадки зверей, рыб, птиц, «гадов» и насекомых, а затем предлагали им богословское или нравственное толкование. Скажем, в длинных рогах горного козла (его иногда отождествляли с антилопой) видели указание на Ветхий и Новый заветы, которые помогают человеку сражаться с грехами. Трудолюбие муравья, запасающего зернышки на зиму, напоминало христианину о том, что ему в этой жизни требуется «запасти» добрых дел и праведности, чтобы спасти свою душу в мире ином. Слон, который, как утверждали, не имеет в ногах суставов, а потому спит стоя, олицетворял гордецов, отказывающихся преклонить колена перед Господом [14] Pastoureau 2019. P. 82, 93, 215–217. .