Андрей Новиков - Русская Церковь на страже православия в XXI веке

Совершенно очевидно, что это все софистические рассуждения, явно чуждые простым и недвусмысленным словам отцов Халкидонского Собора. Церковные нормы всегда устанавливаются положительными, закрепленными письменно решениями, а не умолчаниями и недомолвками. Не бывает никаких «автоматических», не проговоренных и не прописанных, канонически обязывающих и наделяющих полномочиями решений. Отцам Собора приписываются целые построения, схемы судебного производства для всего Востока (почему только Востока – где упоминается это ограничение?), о которых сами они не упомянули ни словом. А вот что явно заметно в тексте соборных деяний, так это недовольство, с которым руководившие заседанием императорские сановники воспринимают информацию о вмешательстве Константинопольского собора, непонятной им юрисдикции; и ссылка на местный обычай тут не может помочь: он не авторитет для Вселенской Церкви. Оппонируя митрополиту Сардскому Максиму, архиепископ Петр (Л’Юилье) пишет: «Это утверждение митрополита Сардского кажется нам чересчур категорическим. Можно ли действительно обосновывать законность какого-либо учреждения на аргументе «от умолчания»?… Отцы Халкидонского Собора, принимавшие участие в этом заседании, не высказались по существу заявленного Анатолием. Тем не менее они кассировали все решения постоянного синода, имеющие отношение к данному делу… Можно отметить, что отцы Халкидонского Собора во время обсуждения выдвигали на первый план значение никейских правил. В действительности они не высказывались по поводу законности такого рода архиерейского совещания, в отношении которого даже существовали сомнения, можно ли его вообще называть собором» [33] Петр (Л’Юилье), архиеп. Правила первых четырех Вселенских Соборов. М., 2005. С. 306-307. .

Кстати, профессор Гидулянов считает, что действия императорской власти на Соборе были направлены на придание Константинопольскому Патриарху в Восточной Церкви статуса, равного статусу столичного префекта претория – главы гражданской администрации Восточной Империи. Не говоря уже о том, что об этом нет ни слова ни в выступлениях императорских представителей на самом Халкидонском Соборе, ни в связанной с Собором переписке, в данном эпизоде мы видим опровержение фантазий П. В. Гидулянова: если у императорских сановников были какие-то инструкции и поручения от высшей власти, почему же они не только не подготовились, почему не только ничего не знают о таком инструменте влияния Константинопольской кафедры, как якобы имеющий право решать судебные дела других Церквей домашний собор, почему не только не развивают тему его полномочий, но, наоборот, высказывают сомнение в правомочности этого органа, в праве называться собором?

Важная деталь: сановники спрашивают не о полномочиях Константинопольского домашнего собора в рассматриваемом деле, а вообще о его праве именоваться собором. В этом смысле оправдания Анатолия Константинопольского и его сторонников не должны были вызвать возражений. И сегодня православные противники доктрины восточного папизма также не отрицают самого института данного соборного органа Константинопольской Церкви, его укорененности в местной традиции и его значения как для этой Церкви, так и на межправославном уровне – но только в тех случаях, когда в заседаниях домашнего собора участвовали Предстоятели и законные представители соответствующих Поместных Церквей. Справедливое неприятие вызывают лишь попытки превратить Константинопольский домашний собор в судилище для всего православного мира.

Недовольство судом Константинопольского собора в отношении епископа Фотия Тирского заметно и у чиновников, и у халкидонских отцов. Домашние Соборы, как совершенно справедливо отмечает В. В. Болотов, «присвояли себе весьма широкую компетенцию. Отцы Собора (Халкидонского – А. Н.) с удивлением, далеким от удовольствия, узнали, что Анатолий Константинопольский, следуя этому обычаю, принял к рассмотрению дело епископов Фотия Тирского и Евстафия Беритского, подлежавших юрисдикции архиепископа Антиохийского, – и решил это дело, и Максим Антиохийский, присутствовавший в это время в Константинополе, не был даже приглашен на разбор дела» [34] Болотов. 2011. Τ. III-IV. С. 192. . Выдающийся канонист профессор С. В. Троицкий пишет: «Патриарх Константинопольский Анатолий, низложивший (точнее, отлучивший от общения – А. Н.) епископа в чужом патриархате, получил за это порицание на 4-м заседании Халкидонского Собора, и его постановления были аннулированы Собором» [35] Троицкий С. В. По поводу неудачной защиты ложной теории И Единство Церкви. М., 2016. С. 432. . Даже такой безоговорочный фанарофил, как профессор Т. В. Барсов, признает, что «обнаруживались случаи частного неудовольствия против епископа Константинопольского и его распоряжений… К обнаружениям же подобного неудовольствия относят и то, что Халкидонский Собор в четвертом своем заседании отменил постановление Константинопольского «синода эндимуса», бывшего под председательством Анатолия по делу Фотия Тирского и Евстафия Беритского, возвратив первому митрополичьи права над всею областью первой Финикии» [36] Барсов Т В. Константинопольский Патриарх и его власть над Русской Церковью. СПб., 1878. С. 53. .

Принцип «по умолчанию» бьет в данном деле по позиции тех, кто его выдвинул. Так, в зачитанном на IV Вселенском Соборе прошении епископа Фотия Тирского решение в его отношении Константинопольского домашнего собора характеризуется не как определение законного церковного суда первой инстанции, а в качестве «согласия некоторых святейших епископов на нарушение древности и божественных канонов» [37] В подстрочнике к английскому переводу Актов Р. Прайс указывает, что «это – отсылка к Константинопольскому домашнему собору, подтвердившему императорскую санкцию и объявившему об отлучении Фотия» (The Acts of the Council of Chalcedon. Vol. 2. P. 175). ; то есть Фотий прямо именует это собрание не собором, а простым согласием нескольких епископов, причем согласием антиканоническим. Поэтому, продолжает Фотий, «оно не имеет никакой силы» [38] Точная цитата из прошения Фотия Тирского: «а все, что приобрел вышеупомянутый (Евстафий – А. Н.) посредством плутовства, высочайшие (точный перевод: «божественные», θεία, т.е. императорские – А. Н.) ли грамоты, или приговоры каких-либо высших судилищ (δικαστηρίων), недействительно (άργεΐν); и если ради них бывает какое-либо согласие (συναίνεσις) некоторых святейших епископов на нарушение древности и божественных канонов, оно не имеет никакой силы (μηδεμίαν εχειν ισχύν)». (АСО. Т. 2. Vol. 1. Pars 3. Р. 104-105; ДВС. Т. 3. С. 36). .