Лев Шихляров - Введение в Ветхий Завет. Конспект лекций

Вышеупомянутая двойственность наиболее характерна для книги пророка Исайи. Библеисты давно обратили внимание на то, как сильно различаются между собой две части этой книги: с 1-ой по 39-ю, и с 40-й до конца — различаются прежде всего по тональности, настроению, а кроме того по описанию Мессии. Сегодняшняя библейская наука считает, что у этой книги было по крайней мере два автора, разделенных значительным временным отрезком (в дальнейшем мы будем придерживаться этой же концепции). Имя книге дал древний пророк Исайя, живший в Иудее в VIII-VII вв. до Р. Х. Исайя так описывает свое призвание к служению:

«…видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь храм. Вокруг Него стояли Серафимы … и взывали они друг ко другу…:

Свят, Свят, Свят Господь Саваоф!

вся земля полна славы Его!

И поколебались верхи врат от гласа восклицающих, и дом наполнился курениями. И сказал я: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, — и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа. Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих, и сказал: … беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен. И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? и кто пойдет для нас? И я сказал: вот я, пошли меня» . (Ис. 6, 1-8; именно отсюда Пушкин заимствовал сюжет своего «Пророка»).

Итак, Исайю посещает видение, в котором он созерцает престол Божий и Его славу, Его сияние. Шестикрылые серафимы возвещают о святости Бога. Бог свят в особом смысле этого слова: Он непричастен злу, Он надмирен, но самое главное — Он совершенно Иной, тайна Его до конца непостижима. Троекратное воспевание этой внутренней тайны («Свят, свят, свят»), а также форма множеств. числа («кто пойдет для Нас») в толкованиях отцов Церкви стало еще одним ВЗ-ным прообразом будущего откровения о Троице. Характерно изумление Исайи: он, простой смертный, был так близко от этого божественного пламени — и не сгорел, и не ослеп! Этим косвенно подчеркнута несомненность произошедшей встречи, и результатом ее становится отдание себя на служение Богу:

(6, 9-11).

Тема эта, в которой звучит гнев — а Исайя с самого начала называет себя «сыном Амосовым», т. е. говорящим в духе Амоса, постоянно встречается в книге первого Исайи:

(1, 2-6).

Для того, чтобы понять пафос обличений Исайи, необходимо вспомнить некоторые исторические обстоятельства его времени. Он был современником нечестивых царей Израиля и Иудеи, соперничавших и порой враждовавших между собой, далеких от алкания правды Божией. Исайя видел, как опасны заигрывания северного царства с сильными империями, сколь тщетно упование на то, что спасением станет ловкое лавирование между их политическими интересами. Предупреждения Исайи не оказались тогда услышаны, и в начале VIII-го в. северный Израиль, включавший большинство колен, был легко завоеван Ассирией; причем завоеватели переселили «Ефрема» на другой конец империи, а на их исконной земле расселили чужестранцев. Вероятно, ассирийские цари пытались лишить израильтян духовной силы. И большинство северян, забывших о своем духовном предназначении, вскоре ассимилировались и потерялись в истории. Эти события Исайя воспринял как катастрофу: если погибнет и Иудея, народ Божий исчезнет с лица земли. Гибель северного Израиля стала для Исайи наглядным аргументом в проповеди скорейшего покаяния. Он обращает внимание на утвердившуюся в жизни народа порочность духовной жизни, когда столкнувшись с бедой, человек вспоминает о законе Моисеевом и спешит совершить положенные жертвоприношения, но скрупулезное соблюдение обрядов сочетается с нежеланием встать на путь добродетели. Такие жертвы Богу не нужны:

(1, 11-20)

Т. о., для Исайи очевиден приоритет внутренней духовной жизни над внешним обрядом, хотя, конечно, он далек от предвидения «ветхости» закона Моисеева, просто механизм действия закона таков, что без духовного обновления и конкретных добрых дел жертвоприношения бесполезны. Это напоминает Псалмопевца: «жертва Богу — дух сокрушен» , но если есть истинное покаяние, тогда «возложат на олтарь твой тельцы» (Пс. 50).

Вместе с темой гнева Божия у Исайи прослеживается и другая: «обида» Ягвэ на (и за) Свой непутевый народ, ярче всего отраженная в притче о винограднике. Исайя воспевает песнь «Возлюбленному» Богу, Который насадил в свое время Израиль так, как насаждают виноградник, но он вместо добрых плодов принес дикие ягоды — жадность, пьянство, гордыню, несправедливость и даже атеизм. «Рассудите Меня с виноградником Моим … что еще надлежало бы сделать … чего Я не сделал ему?» (5, 3-4), — вопрошает Ягвэ у самих Иерусалимлян. В преддверии евангельского Откровения здесь у Исайи Бог, несмотря на все предупреждения о неотвратимом суде, выступает как требовательный и любящий воспитатель, пытающийся объяснить ученику реальную пользу следования заповедям для него самого: не Богу нужно благочестие и покаяние, а Израилю, чтобы выжить и не исчезнуть. Но слова любви Божией, предполагающие свободное и ответственное решение, во все времена оказываются понятными лишь для немногих. Оттого Господь Саваоф оказывается одновременно «освящением и камнем преткновения и соблазна для обоих домов Израиля» (8, 14). На народ в целом надеяться не следует, спасение может явиться только как чудо Божие, ибо Сам Он неоднократно говорит, что неверности Израиля всегда противопоставлена верность Ягвэ обетованиям. Как произойдет это чудо? Быть может, однажды на Иерусалимском троне воссияет Божественный помазанник, действующий в духе Давида? В 7 и 9 гл. Исайя передает слова Господни о будущем Мессии: