Лев Шихляров - Введение в Ветхий Завет. Конспект лекций

(40, 1-5)

Пророк неустанно всматривается в грядущее и пытается различить черты Божественного посланца. Быть может, это персидский царь? Еще до завоевания Вавилона пророк именно с ним связывает свои надежды:

(45, 1-5).

Но персидский завоеватель — лишь временное орудие Ягвэ, касающееся ближайших событий. Гораздо более Кира пророка интересует Мессия, чаяние которого особенно усиливается в поворотные моменты истории:

(61, 1-2).

Отдавая дань обычным пророческим восхвалениям силы, славы и справедливости царства Мессии, Исайя 2-ой, однако, видит его служение по-иному:

(42, 1-4)

Обратим внимание на ряд важных моментов. Мессия — это «отрок» Ягвэ. Слово это может подчеркивать сразу две мысли. Во-первых, Он есть чадо Божие, и тут мы впервые так открыто встречаемся с евангельской темой «отцовства» Бога. В любом случае, Мессия «кровно» связан с Творцом, Он Божий Сын. Во-вторых, слово это намекает на юность, на возраст до зрелости (30 лет в Палестине), что предполагает недоверие к Нему и Его словам, что не силой внешнего положения и авторитета будет покорять сердца людей Мессия, что не применит никакого насилия, а явит глубочайшее смирение, и что удивительно: смирение это и завоюет поклонение всех народов. Очевидно, что Исайя Вавилонский дает совершенно новый образ Мессии. Он не воин-отмститель. И уже не царский преемник — пророк не питает относительно этого никаких иллюзий. Он смиренный юноша, твердо и последовательно выполняющий волю Ягвэ. Внешне Он кажется слабым, но победа — за Ним. Здесь у пророка неожиданно зазвучала евангельская идея: Бог, оказывается, избирает для Своих целей вовсе не очевидную силу, а силу внутреннюю, постепенно побеждающую зло мира. Пути Его неисповедимы.

Впоследствии Исайя 2-ой сподобился гораздо большего знания. В 50-53 главах он раскрывает иную тайну: величие и слава Мессии утверждена не только на Его смирении и послушании Ягвэ, но на Его глубоком страдании.

(52, 14 –53, 3).

Страшная, непонятная тайна! Пророку открыто, что Тот самый Мессия, которого ждет Израиль в лице лучших умов своих, ради прихода Которого только и стоит жить на земле, будет страдать? Будет мучим, будет отвергнут?

Нельзя сказать, что подобный образ был неожиданностью для самого Исайи 2-го. Рассуждая об Израиле, он видит, что идеал замысла Божьего о Своем народе слишком далек от реальной исторической перспективы. Израиль верит в спасение, но от самого Израиля остается «остаток». И этот остаток страдает, а он-то и есть истинный «Израиль». Итак, истинно Божие на земле не может не страдать. И еще: Израиль объявляет о своей вере в Ягвэ, но все великие пророки обличали его в том, что он отвергает воспитующую руку Ягвэ. И Мессия, как зримое явление Ягвэ, как воплощение Его воли, тоже может быть отвергнут. Но видит ли Сам Бог какой-либо промыслительный смысл в этих страданиях Помазанника? Да, видит, и от пророка этого не утаил:

(53, 4-9).

Как и автор 21-го псалма, Исайя будто бы присутствует при Голгофе, видя даже фотографические подробности евангельских событий. Он вообще проникается Евангелием: безгрешный Мессия берет на себя все наши грехи и добровольно следует на казнь, чтобы победить навсегда зло. Никто из ВЗ-ных писателей не поднимался так высоко в видении Христа, в исповедании НЗ-ной доктрины. И потому мы уже не удивляемся, что книга «Второго Исайи» заканчивается благой вестью Ягвэ для всех народов, через Иерусалим познающих Творца, и видениями, предвосхищающими опыт св. ап. Павла:

«Я … приду собрать все народы … и они … увидят славу Мою. И положу на них знамение, и пошлю из спасенных от них к народам: (перечисляются страны), на дальние острова, которые не слышали обо Мне … и они возвестят народам славу Мою и представят … от всех народов в дар Господу на конях и колесницах, и на носилках, и на мулах, и на … верблюдах, на святую гору Мою, в Иерусалим … из них буду брать также в священники …

(66, 18-22).

К началу VI в. до Р. Х. евреи, освобожденные указом персидского царя Кира, стали возвращаться в разоренный Иерусалим. Было, несомненно, немало и тех, которые выгодно устроились в новых условиях жизни и вовсе не собирались покидать Вавилон. Для того, чтобы по-настоящему возродить Израиль, как в материальном, так и в духовном смысле, требовался настоящий энтузиазм. В это время вновь усилились мессианские чаяния. Живший в Израиле в это время пророк Захария рассказывает о своем видении великого священника Божия, с которого Ангелом Божиим снимаются запятнанные одежды (символ взятия на себя грехов), и возлагаются одежды торжественные. Пророк предугадывает и имя сего иерея: Иисус! (Зах, 3 гл.). Одним из проповедников возрождения стал в V в. до Р. Х. законоучитель и духовный вождь реэмигрантов Эзра (Ездра), веривший в возвращение Израилю былой славы. Первоочередной задачей он считал восстановление храма как зримого символа прощения Божия и возобновления Завета. Храм действительно был построен ценой неимоверного напряжения сил, хотя старики говорили, что он значительно уступал первому в великолепии и размерах. Заслугой Эзры является также приведение в порядок Священного Писания и составление его канона, а также научение всего народа смыслу Библии. Эзра считал, что единственно действенным средством духовного возрождения и поддержания нравственности является строгое следование всем пунктам Закона Моисеева, для чего необходимо было «воздвигнуть ограду Закону» , т. е. защитить самобытность Израиля от любого внешнего влияния. Он требовал возвращения к строгим временам странствования по пустыне, жесткого наказания за грехи, развода с иноплеменными женами, призывал к войне с соседними племенами, мешавшими израильтянам вновь обосноваться на своей земле и построить храм. Меры, предпринятые вождем и его преемником Неемией (см. кн. 1 и 2 Ездры и кн. Нееемии), однако, не смогли решить принципиально всех духовных проблем, для развития религиозного сознания они становились тормозом. И в самом деле: как можно было верить во всемогущую силу Закона, когда давно уже были произнесены слова Иеремии о Новом Завете? И в скором времени жизнь в Израиле вернулась в свою обычную колею, где вера в Ягвэ сочеталась с язычеством, цари были заняты одной политикой, а упование на будущее мессианское царство наталкивалась на иго очередного сильного иноземного властителя.