Лев Шихляров - Введение в Ветхий Завет. Конспект лекций

В связи с рассуждениями о сотворении мира и человека коротко упомянем о споре между «эволюционистами» и «креационистами». Последние считают, что библейские «дни» равны нашим суткам, что человек и животные сотворены одновременно и упрекают первых в дарвинизме и атеизме: Богу, дескать, не нужны особые природные механизмы, Ему достаточно сказать слово. Но библейские эволюционисты также считают теорию Дарвина ущербной; они говорят о «творческой эволюции», т. е. развитии под воздействием благой и мудрой воли Творца. Уже одно то, что человек создан не в особый «день», а именно в один день со зверями (но не с рыбами и птицами), может служить косвенным указанием на животное происхождение человека. Есть и другие нюансы в тексте в пользу постепенного творения мира. При этом появление человека есть не просто этап эволюции, а «революция», т. е. качественно иной уровень.

Но по большому счету даже не в этом дело. Во-первых, богословия касается лишь то, что именно Бог сотворил человека и то, каким Он его сотворил и для чего, а спор о том, каков «технический способ» появления человека, должен быть делом сугубо научным, даже не обязательно задевающим вопрос личной веры ученого. Во-вторых, если наука показывает нам некую сложность или постепенность явлений, то это обстоятельство веру верующего не умаляет, а усиливает, ибо, постигая сложнейшие природные механизмы, мы преклоняемся пред величием Божиим. Наконец, в-третьих, независимо от научной точки зрения сама библейская концепция постепенного преображения, исцеления падшего мира, врастания человека в тайну жизни Божественной Троицы есть прежде всего концепция становления, возрастания и в этом смысле — эволюции (чего, кстати сказать, почти не встретишь во внебиблейских религиозных моделях мира).

Весьма интересны слова о седьмом дне. К этому дню Бог «совершил … дела Свои … и почил от всех дел Своих, которые делал» (2, 1-2). Кажется, это похоже на древний деистический взгляд, согласно которому Бог устранился и не вмешивается в дела мира, предоставив его самому себе (деизм часто таит упрек Творцу и является основой самооправдания человека). Но бытописатель словно иронизирует над глупостью неверия и потому добавляет: «и благословил Бог седьмой день, и освятил его» (2, 3). Седьмой день, когда Бог ничего принципиально нового не творит, но благословенно и свято присутствует в мире, а сам мир живет по заложенным в него законам — это «день» нашей земной человеческой истории, длящийся по сию пору. (По аналогии можно сказать, что после Воскресения Христова миру открылось знание о восьмом дне — «дне» будущего Царства Божия. С этим связан двойной статус воскресного дня: воскресенье это и седьмой день недели, и следующий день после ВЗ-ной субботы, т. е. «восьмой»).

Первый человек помещается Богом в раю. В духовном смысле первозданный рай есть прежде всего состояние теснейшего богообщения; первый человек непосредственно видит Бога и говорит с Ним — это период до грехопадения, своеобразное «детство» человечества. («Адам имел невыразимую радость быть «слышателем Божественного гласа», ибо великодаровитый Бог говорил на том же языке, что и человек» — свт. Василий.) Но во 2 гл. Бытия рай описан как огромный квадрат земли, очерченный четырьмя реками Междуречья, две из которых, Тигр и Евфрат, сохранились до сих пор. Географическая «привязка» рая означает, что он существовал не в аллегорическом смысле, как это стали трактовать в XIX в. на Западе, а в реальности. Трудясь в раю, первый человек должен был бесконечно расширять его пределы, не оставляя места не только для «безвидной» земли, но и внешней бездны.

Осуществление заповеди владычества над природой начинается с того, что Господь в качестве помощников дарует человеку животных: «Господь Бог … привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (2, 19). Свт. Иоанн Златоуст усматривает в этом пророческий дар, присущий первому человеку. Древнее выражение «назвать кого-либо по имени» имеет два оттенка:

1) познать его сущность;

2) возыметь над ним власть.

(В дальнейшем библейском повествовании мы постоянно наблюдаем особенно бережное отношение к процессу наречения имени, кульминацией чего является поиск имени (личностной сути) Бога. Однако обывателю более известны магические («познать, чтобы захватить») или фаталистические («как назовут, так и судьба сложится») спекуляции на эту тему.)

Животные призваны служить человеку, но богословы не имеют единого мнения насчет того, как они в раю жили и питались, даже невзирая на прямое сообщение текста о траве, благословленной всем животным в пищу (1, 30). Католики утверждают, что законы природной жизни не меняются, и тот факт, что хищник загрызает жертву, не жесток сам по себе, он естествен, но нравственную оценку (жестоко, страшно, отвратительно) вносит человек, соизмеряющий жизнь природы со своей иноприродной целью. Традиционно-православное объяснение таково, что т. к. природа призвана зависеть от человека, то после грехопадения последнего изменились и отношения между живыми существами. Современный богослов диак. Андрей Кураев не без основания полагает, что животные были не кровожадны только в пределах райской земли, но не вся земля была раем. У прор. Исайи мы встречаем описание будущего рая: там «барс будет лежать вместе с козленком» (11, 6) Глядя, как в зоопарке на «площадке молодняка» часто дружно играют детеныши будущих смертельных врагов или читая в житиях описания того, как хищник смиренно довольствовался хлебом из руки подвижника, начинаешь постигать, что это не просто поэтический образ.

Что касается человека, то он, согласно Быт. 1, 29, как будто также довольствовался растительной пищей, но уже во второй главе мы узнаем, что «древо» — это особый священный образ. В древних религиях дерево часто почиталось как символ произрастания из земли в небо, т. е. небесной жизни после смерти. Дерево служило своеобразным мостом, соединяющим два полюса жизни. Вот и в Библии оно выступает в роли определенного способа приобщения, сферы деятельности. В раю, кроме обычной флоры, растут еще особенные «деревья», среди которых конкретно говорится о двух. Первое — это растущее посреди рая «древо жизни», т. е. бессмертия (2, 9). Первый человек в раю вкушает плоды от древа бессмертия и поэтому остается физически бессмертным. Св. отцы полагают, что речь идет о неком райском «канале» непосредственного богообщения и сравнивают плоды этого дерева с Причастием. Т. е. человек бессмертен не сам по себе, а в силу причастности Богу, о чем косвенно говорит и имя первого человека — Адам, «красная земля». Земля, прах — это образы материальной, временной, склонной к распаду основы. У древних часто красный цвет, охра, употребляется в захоронении как символ крови загробной жизни, крови бессмертия. Возможно, поэтому, Адам — это одухотворенная материя, обессмерченный прах.