Алистер МакГрат - Богословская мысль Реформации

«The Cambridge History of the Bible» (Кембриджская история Библии), eds. P. R. Ackroyd et al. (3 vols: Cambridge, 1963-9).

Отличные исследования роли Писания в средневековый период :

Gillian R. Evens (Жильян Р. Эванс), «The Language and Logic of the Bible: The Earlier Middle Ages» (Язык и Логика Библии: Раннее Средневековье) (Cambridge, 1984)

Beryl Smalley (Верил Смолли), «The Study of the Bible in the Middle Ages» (Исследование Библии в Средние века), 3rd edn, (Oxford, 1983).

Роль Писания в Реформации см. в:

Roland H. Bainton (Роланд Х. Байнтон), «The Bible in the Reformation» (Библия в Реформации), in «The Cambridge History of the Bible», vol. 2, pp. 1 — 37.

GiUian R. Evens (Жильян Р. Эванс), «The Language and Logic of the Bible: The Road to Reformation» (Язык и Логика Библии: Путь к Реформации) (Cambridge, 1985).

Н Jackson Forstmann (Х-Джексон Форстманн), «Word and Spirit: Calvin's Doctrine of Biblical Authority» (Слово и Дух: Кальвинская доктрина библейского авторитета) (Stanford, 1962).

Alister E. McGrath (Элисте? Е. Мак-Грат), «The Intellectual Origins of the European Reformation» (Интеллектуальные истоки европейской Реформации) (Oxford, 1987), pp. 122-74 (с подробным обсуждением экзегетических и критических методов).

Jaroslav Pelikan (Ярослав Пеликан). «The Christian Tradition: A History of the Development of Doctrine. 4» (Христианское предание: история развития доктрины. 4) «Reformation of Church and Dogma (1300 — 1700) (Chicago/London, 1984), pp. 203 — 17.

Интерес представляет также роль, приписываемая Писанию в протестантских Исповеданиях (т. е. статьях веры) шестнадцатого века. Эти Исповедания собраны воедино в английском переводе «Reformed Confessions of the Sixteenth Century» («Реформатские Исповедания шестнадцатого века»), ed. Arthur Cochrane (Philadelphia, 1966).

Важно отметить, что ранние протестантские Исповедания помещают утверждение веры в Писание раньше веры в Бога, отражая мнение, что истинная вера в Бога возможна лишь через Писание.

По поводу канона Писания , см.

Французское Исповедание (1559), статьи 3, 4 (Cochrane, pp. 144-5);

Бельгийское Исповедание (1561), статьи 4, 6 (pp. 190-1);

Второе Швейцарское Исповедание, статья 1 (р. 226).

Об авторитете Писания , см.

Первое Швейцарское Исповедание (1536), статьи 1, 2 (Cochrane, pp. 100 — 1);

Женевское Исповедание (1536), статья 1 (р. 120);

Французское Исповедание (1559), статья 5 (pp. 145-6);

Бельгийское Исповедание (1561), статьи 3, 5, 7 (р. 190 — 2);

Второе Швейцарское Исповедание (1566), статьи 1, 2 (pp. 224-7).

Настоящая глава может представлять трудность для некоторых читателей ввиду того, что термин «таинство» является малознакомым. Он используется для обозначения ряда церковных обрядов и действий духовенства, которые имеют особое духовное качество, например, способность передавать благодать Божию. Дунс Скот называл таинством «физический знак, учрежденный Богом, который действенно обозначает благодать Божию или милостивое деяние Божие». Другие определения говорят о том же, но более кратко. Основная мысль заключается в том, что таинства являются видимыми знаками невидимой благодати, которые каким-то образом действуют как «каналы» этой благодати. Средневековый период стал свидетелем консолидации богословия таинств, особенно в сочинениях Петра Ломбарда. Были признаны семь таинств: крещение, евхаристия, покаяние, конфирмация, брак, священство и Для миропомазание. Для оправдания и объяснения их важности были составлены сложные богословские системы.

К началу 1520-х гг. система таинств средневековой Церкви все больше стала подвергаться критике со стороны реформационных фракций. Реформаторы предприняли последовательную атаку на средневековое понимание количества, природы и функции таинств и уменьшили число подлинных таинств с семи до двух (крещение и евхаристия). Почему же реформаторов так занимало богословие таинств? Многим оно кажется чрезвычайно туманным и неуместным. Однако размышление о контексте, в котором действовали реформаторы, поможет объяснить, почему этот вопрос представлял для них такую важность. Здесь можно выделить два фактора.

Во-первых, с точки зрения реформаторов богословие таинств олицетворяло все плохое, что было в средневековом богословии. Оно, казалось, сосредотачивало в себе все пороки схоластики. До начала средних веков большинство ранних христианских авторов (за исключением, может быть, Августина) придавали относительно мало значения богословию таинств. Во многом выработка сложного богословия таинств является одним из наиболее важных достижений схоластических авторов.

Важное место в программе реформаторов занимало исключение средневековых добавлений к ранним и более простым версиям христианского богословия. Здесь же имелась явная и, как показало время, крайне уязвимая мишень для общей реформационной программы по исключению схоластических искажений Евангелия. Для реформаторов сложное схоластическое богословие таинств представляло собой некое подобие богословского дерева, ветви которого нуждались в радикальном подрезании. Поэтому они пользуясь языком метафоры, наточили свои ножи.

Во — вторых, таинства представляли собой видимое лицо Церкви. Таким образом, реформирование таинств означало бы внесение заметных изменений в жизнь Церкви и общины. Для большинства мирян основное общение с Церковью сводилось к посещению воскресных служб. По этой причине кафедра проповедника была одним из наиболее важных средств передачи информации. Исходя из этого, становится понятным желание реформаторов и городских советов контролировать то, что с нее говорилось.

Основной службой средневековой Церкви была месса. Эта служба произносилась по установленному латинскому тексту, известному как «литургия». Реформаторы отвергали это по двум причинам. Во-первых, месса произносилась на латыни, которую не понимало большинство мирян. Часто высказывалось предположение, что некоторые представители духовенства также не понимали значения слов: гуманисты позднего Возрождения, прекрасно знавшие латынь, иногда жаловались на священников, которые не могли отличить аккузатив от аблятива. Во-вторых, что более серьезно, обряд мессы был основан на ряде предпосылок, которые для реформаторов были неприемлемы. Им не нравилась теория, известная как «пресуществление», согласно которой во время мессы хлеб и вино при освящении, сохраняя свой внешний вид, превращались, соответственно, в Тело и Кровь Иисуса Христа. Их возмущало также мнение, что священник, совершающий мессу, выполняет доброе дело. Таким образом, реформировать литургию значило помочь изменить то, что люди думали о Евангелии.

Одним из наиболее эффективных путей, способствовших делу Реформации, являлся перевод литургии на национальные языки (чтобы все присутствующие в церкви понимали, что происходит). При этом были внесены изменения исключены идеи, которые были для реформаторов неприемлемыми. Посещая воскресные службы, миряне могли впитывать идеи Реформации из двух источников — проповеди и литургии. Изменение идей, содержащихся в литургии, означало, конечно, изменение богословия таинств, что именно и происходило в первое десятилетие Реформации.