Сергей Ковальчук - От и До. Книга 2. Свидетельства бывших атеистов

А надо отметить, что католическая церковь сейчас – это фактически церковь победившего обновленчества, где напрочь забываются и оставляются многие традиции. Многое, что было ценно двадцать веков, в конце двадцатого – начале двадцать первого века вдруг объявляется просто ненужным. И вот, в частности, одна из чудовищных духовных катастроф католичества – это Второй Ватиканский Собор, который на протестантский манер реформировал все католичество до глубины. До самой его глубины.

И, к сожалению, это сказалось в первую очередь на благочестии самих верующих. То есть, для тех же католических паломников совершенно нормально и естественно, сняв рюкзак, положить его на престол, и пойти там по своим делам дальше заниматься.

То есть, в Православии это вообще немыслимо. Мы настолько трепетно относимся к Престолу, настолько эта святыня важна для нас, что даже вот очки или молитвослов невозможно положить на него. Не дай Бог, если на нем лежит что-то кроме того, что необходимо.

И такое забвение к собственной традиции, такое забвение и нелюбовь к тому, что покрыто благородной пылью веков, и то, что я искренне любил в католичестве, оно, конечно, очень сильно меня расстроило. Меня это напрягло, честно говоря. Потому что уж если в Польше такое происходит, то что же происходит во Франции или в той же Австрии, и так далее.

Здесь я начал понимать, что мне путь только обратно в Православие. Потому что мне ценно и важно ощущать преемственность веков. Мне ценны и важны традиции. Без традиции, без живой традиции, даже отчетливо подчеркну – без живой традиции невозможно правильное понимание христианства. Опыт Церкви за две тысячи лет – это величайшая драгоценность, что у нас есть. И когда это, в угоду сиюминутным современным каким-то новомодным течениям, отвергается, отрицается или вовсе выбрасывается, меня это очень сильно ранит. Мое сердце это очень сильно ранит, конечно.

И здесь я уже однозначно для себя определил, что мне путь обратно в Православие. Я отмечаю, что в этот момент у меня очень многое, конечно, строилось на эмоциях. И о Догматике как таковой речи здесь пока еще не идет. Просто потому, что я в нее еще не настолько глубоко, на тот момент, вник, чтобы, действительно, вопрос о филиокве или вопрос о первенстве Папы Римского имел для меня серьезное значение, какую-то роль играл.

То есть, здесь это было в основном мое личное переживание, мои личные впечатления от католичества, и не нахождение того, что бы я хотел в нем увидеть. К чему я стремился, собственно, изначально. Ну вот.

А впоследствии, уже по прошествии некоторого времени, когда я уже уехал из монастыря, из Доминиканского этого, я снова попал в некий такой вакуум духовный. Потому что из католичества я уже ушел, а в Православие я еще не пришел. Хотя понимал, что мне путь именно сюда и определен. Мешало то, что я, собственно говоря, никогда близко Православие и не видел, не понимал, и не знал.

И в этот период мне очень помогли одни очень милые и добрые, хорошие люди, которые увлекались и интересовались латинским обрядом в Православии. Дело в том, что это весьма специфическая тема. Ее мало кто освещает, мало кто о ней знает, но тем не менее действительно так. В Православии существует латинский обряд. И более того, именно наша Русская Православная Церковь Московского Патриархата его и начала.

В Америке, в Австралии, я знаю, существует много приходов. Причем там, что любопытно, в этих приходах используется либо переработанная англиканская месса, которая была рецензирована святейшим Патриархом Тихоном, и поэтому в этих приходах она носит название «Литургия святителя Тихона». И так же, наряду с этим, используется традиционный дореформенный латинский обряд. «Тридент» так называемый. Тридентский обряд. Вот.

И познакомился я с такими милыми людьми, которые этим всем занимались. И, по сути, они мне действительно помогли прийти в Православие. Потому что человек, который этим всем занимался, он, в принципе, изначально и ставил перед собой цель: именно перевод людей из католичества в Православие. То есть, дать им возможность познакомиться с Православием через те формы, которые им близки и понятны. Через католические формы, по сути. Образно говоря, как мы сейчас это воспринимаем. Вот.

И тогда, пообщавшись с этим человеком, я действительно углубился в Православие. И он мне говорил: «ты обязательно сходи в Сретенский монастырь, там на службах постой». Я ходил на Всенощную, я помню, Сретенского монастыря. Было долго, непонятно, но интересно (смеется) . И постепенно, постепенно, постепенно, по шажочкам как-то принимал в себя Восточный обряд, как таковой.

То есть, получается, что вот это вот увлечение, опять книжное увлечение из латинства (Православного уже извода) оно привело меня к Православию исконному. К Православию Восточному, как оно и есть сейчас в нашей Русской Православной Церкви. И вот тогда, как раз-таки, ощущая в себе искренний духовный голод, и необходимость быть частью христианской настоящей православной общины, я просто пошел в первый попавшийся Храм, который мне на пути буквально подвернулся.

Это была улица Маросейка. И первый же Храм, который мне подвернулся, это был Храм Николы в Кленниках, на Маросейке. Знаменитая Маросейская община. И там, собственно говоря, я воцерковился, и там я начал свою православную уже, нормальную человеческую духовную жизнь.

Помню исповедовался батюшке, первый, какой мне попался там, это отец Николай Чернышов. Очень его люблю и уважаю до сих пор. Иногда даже видимся с ним (смеется) . А как выяснилось позже, ему нужно было в этот самый момент ехать принимать экзамены у иконописного отделения Свято-Тихоновского института. А тут я такой со своей исповедью за изрядное количество лет, за изрядное количество лет натворенных. И он, надо отдать ему должное, безропотно выслушал меня.

Наверное, часа два с половиной он меня слушал, вот, отпустил мне грехи. По сути, принял меня в Православие через покаяние обратно же. И сказал: «ну, Слава Богу, теперь мне надо ехать!» И спокойненько уже уехал по своим делам. Это тоже очень тепло для моего сердца легло, и я, конечно же, с радостью потом ходил в этот приход. Там я начал уже воцерковляться и погружаться именно в само Православие как таковое. Мне хотелось просто обычной человеческой приходской жизни.

Мне не хотелось чего-то уникального, мне не хотелось чего-то из ряда вон выходящего. У меня вообще желание эпатировать публику прошло с подросткового возраста. Мне уже начинало хотеться чего-то такого подлинного. Действительно фундамента, на который можно опереться, и дальше стены уже своей жизни строить.

И для меня это в первую очередь всегда соприкасалось именно с этой религиозной православной жизнью. Вот с этого момента и дальше. И в этом Храме, как я уже сказал, я воцерковился, в этом Храме я уже начал свой какой-то дальнейший церковный путь строить. И уже, естественно, помня свое искреннее желание углубиться внутрь христианской жизни, войти как можно глубже, прикоснуться к самым святая святых, я, опять же, захотел стать священником. Только уже православным в данном случае (смеется) .