Лев Прозоров - Боги и касты языческой Руси

В 1786 году архиепископ Платон объявил «сумнительными и могущими послужить к разным вольным мудрствованиям» романы о Языческой Руси Василия Левшина, бывшего своего рода предтечей нынешнего «славянского фэнтези» и вдохновившего Пушкина на поэму «Руслан и Людмила».

И если сегодня даже, в начале XXI века, иеромонах Василий Уткин пишет «под именем Перуна и Святовита поклоняется он (язычник — О.В.) реальным духовным силам ада», то можно себе представить, насколько серьёзнее все было в Средние века! Поэтому ясно, отчего авторы поучений против Язычества и двоеверия век за веком повторяли и цитировали приведенный в летописи список «бесов».

Этим как бы отводили от себя гнев Христов — а кто-то и их устрашающее внимание. Ведь это же не они называли Перуна, Хорса «и иных многих» — это автор летописи! И грех вроде бы меньше.

Ведь не сами ж — за святым Нестором повторяем! Впрочем, через полтысячи лет после написания «Повести» и через три столетия после того, как отгорели огни последних погребальных костров и жертвенников русских язычников, страх перед «бесами» поутих, напротив, пробуждался интерес к вере пращуров. Возникло желание узнать про них побольше — а спрос, как известно, рождает предложение.

И список начали расширять, что называется, правдами и неправдами.

К перечню Богов на киевском холме присоединяли то имена Богов и Богинь, по всей видимости действительно почитавшихся славянами, но в списке «Повести» не значившихся — Велеса, Ладу, Лелю, то названия Языческих праздников — Купала, Коляда. [3] 3 Впрочем, такая постановка вопроса — Языческий Бог или олицетворение праздника — не совсем осмысленна. У язычников бывают Божества, отвечавшие» за тот или иной отрезок времени — римский Ватикан, скажем, или русские Полудницы, можно также вспомнить святую Пятницу и святую Середу «народного православия». Однако нам важнее, что летопись таких «кумиров» на киевском холме не упоминала. Я настаиваю на именно таком написании этого имени, причины чего подробно разъясню при рассмотрении образа этого Божества.

Доходило до совершенных недоразумений: иноземец Гербенштейн, австрийский дипломат XVI века, прочёл — и записал в своём сочинении — летописное «усъ златъ» как «Услад» — и «бог» с таким именем на долгие годы водворился в книгах по религии славян, да и сейчас ещё обретается в любительских «Словарях славянской мифологии» и сочинениях иных «неоязычников».

Был ещё один путь «умножения» киевских Божеств — непонятные по древности имена начинали «толковать» в меру своих способностей.

Особенно «повезло» бедному Семарьглу, которого ещё в XIV веке разложили на «Сема» и «Ерьгла» (Сима и Регла, Сима и Рыла и т. д.).

Под пером польских толкователей он превратился в «Зимерзлу» («богиню» зимы — от слова «замёрзнуть», конечно), «Зимцерлу» («богиню» зари — очевидно, от слова «мерцать») и «Зимстерлу» («богиню» весны — «зиму стирающую»).

Чуть меньше досталось Хорсу, «превращавшемуся» в «Корса», по созвучию со словом «корец» — ковш — обращённого позднейшими книжниками в эдакого «русского Бахуса», и в «Хворста» — «бога болезней».

Особенно хорошо, что в иных изданиях по Язычеству обретаются разом и Семарьгл, и «Зимцерла» с «Зимерзлой», и Хорс, и «Корс», и «Хворст»! Очень заметно, что все эти измышления шли большей частью от модного тогда представления о «жизнерадостном» Язычестве — «розовом вине и ляжкам нимф среди цветов», как ядовито замечал валлиец Артур Мэйчен в статье «Язычество».

Отсюда и старательные поиски «славянского Диониса» в лице «усладов» и «корсов», и размножение всевозможных «богинь».

Обсуждая облик Перуна, позднейшие книжники также проявили немало фантазии.

Так, поляк Стрыйковский в XVI веке переделал «золотые усы» Перуна, уже превращавшиеся в отдельное «божество», в «золотые уши» и, может быть, по примеру известных ему идолов литовского громовика Перкуна [4] 4 В xix веке в городе Вильно (современном Вильнюсе) при ремонте дома богатого купца XV века выстучали в стене гулкое пустое пространство. Естественно, первой мыслью нашедших было «Клад!». Однако на самом деле это оказалась потайная молельня, единственным ценным предметом в которой был золотой кумир Перкуна на алтаре. Видимо, купец, вынужденный притворяться католиком, не желал забывать Богов Пращуров. Причем дом этот, названный впоследствии «домом Перкуна», стоял через дорогу от собора святой Анны! Во время Первой мировой войны идол, к тому времени, конечно, прописавшийся в музее, был эвакуирован в Петроград. Однако из всех составов, шедших в это время в восточном направлении по густонаселенной, тесной Литве, именно этот загадочно и необъяснимо пропал — а вскоре людям стало не до древних кумиров, пусть и трижды золотых. Цел ли сейчас золотой Громовержец и где находится — неизвестно. наделил киевский кумир железными ногами, «громовым камнем» в руке, глазами-рубинами.

Поэт XVIII столетия, масон Херасков, в своей «Владимириаде» воспевший крестителя Руси и, понятное дело, ругательски изругавший Язычество, счёл золотые усы скучными и неинтересными и снабдил описанный им кумир Громовержца золотыми рогами: «Златые на челе имел велики роги».

Как видим, даже масоны-просветители, в трогательном единодушии с православными монахами, видели в Русских Богах «бесов рогатых».

Примерно тогда же расцвело буйным цветом обыкновение объяснять славянских Богов — прежде всего именно из «киевского перечня» — через знакомые «всякому образованному человеку» того времени мифы Эллады и Рима.

Началось ещё со средневековых западнославянских авторов. Из тех же соображений, что и их русские коллеги и современники, они опасались воспроизводить подлинные славянские имена Богов. Только они нашли другой выход из щекотливого положения.

Вместо того чтоб отмалчиваться или повторять чужие слова, западнославянские авторы подменили «опасные» имена античными (видно, античные «бесы»-Олимпийцы, уже много столетий как «повергнутые» крестом, считались менее опасными [5] 5 Но и они вполне безопасными не считались. Еще прабабка автора этих строк ругалась: «Подь ты к Ефесту!» Отчего именно кузнец античного Олимпа так не глянулся прабабушке, что она направляла к нему всех, кем была недовольна — непонятно, а у нее уже не спросишь. ).

Козьма Пражский «заставляет» чешских язычников, своих предков, упоминать Марса, Юпитера, Беллону и «зятя Цереры».

Латинскими и греческими именами поясняет славянских Богов «Хроника нотария короля Белы», словарь «Mater verborum» («Матерь слов») в XIII веке.

Во времена Возрождения традицию продолжили из иных соображений — славянское Язычество, особенно в высших слоях общества, среди людей, читавших и писавших книги, прочно отошло в прошлое.