Лев Прозоров - Боги и касты языческой Руси

В этой книге мы несколько раз касались таких тем, для Язычества весьма важных, если не ключевых, как святость верховного правителя, вопрос ритуальной чистоты, общая ответственность (в том числе — перед Богами) и святость родовых, в особенности братских, уз.

Говорили мы и о том, что победитель в гражданской междоусобице, разразившейся между сыновьями великого князя Святослава Храброго во второй половине X столетия, выглядел в глазах современников и подданных самым непривлекательным образом. Настолько непривлекательным, что по всё же одержанной им победе мы можем судить о том, насколько сильной была на Руси неприязнь к новой вере, которой имел неосторожность покровительствовать великий князь киевский Ярополк Святославич. [68] 68 Правда, о том, что сам Ярополк был крещён, говорить всё же не приходится. Дело в том, что позднее, уже при Ярославе, была совершена, пожалуй, не имеющая прецедентов в мировой истории акция, а именно — извлечены из курганов и крещены кости братьев Владимира Крестителя — Олега и Ярополка. Вторично крестить крещёного было бы кощунством и ересью.

Поэтому следует предполагать, что Ярополк, как, впрочем, и засвидетельствовано источниками, всего лишь мирволил почитателям распятого божества. Что ж, очевидно, для утраты народного почтения этого было достаточно.

Рабская кровь в венах была в глазах основанного на принципах родовитости, происхождения, кастовости общества сложноискупимым грехом, особенно если мать-рабыня даже не принадлежала к славянам или родственным им племенам. Словно бы не хватало этого, новгородский полукровка совершает ещё и братоубийство.

Как относилась к пролитию братской крови языческая мораль, мы уже говорили. И что ужаснее всего — это злодеяние Владимир совершил, уже будучи киевским князем. Князь Ярополк на момент своей гибели был беглецом, лишённым престола. А что любая неправда государя больно аукнется всей державе — в это русичи крепко верили и спустя девять веков после братоубийства будущего святого.

Ещё Владимир Даль в своём собрании пословиц и поговорок приводит промеж прочих и такую: «Народ согрешит — царь отмолит, царь согрешит — народ не отмолит». Грех, страшный грех против своего рода, а значит, и против самих Богов совершил младший Святославич.

И сразу после этого он возводит новых кумиров. Вполне возможно, здесь не просто попытка откупиться от небесных Прародителей и общественного мнения.

Даже просто убийство нарушало ритуальную чистоту (об этом нам приходилось говорить в связи с запретом на производство ценностей, особенно — пищи для воинов), втройне нарушало её убийство брата. Спустя девять столетий, как рассказывает об этом в книге «Фольклор в Ветхом Завете» Джордж Фрэзер, на другом краю земли в схожем положении оказался правитель океанского острова Добу, некий Гагануморе.

Этот вождь запятнал себя кровью брата — хоть и не родного, как киевский рабынич, а двоюродного. Гагануморе оказался вынужден покинуть старую деревню, бывшую свидетельницей его злодеяния, и возвести новую.

Заново отстроить «Мать Городов Русских», престольный град Киев, который немец Адам из Бремена вскоре назовёт «соперником Константинополя», было, разумеется, много сложнее, чем деревушку диких островитян. Поэтому Владимир предпринимает следующий ход — он пересоздаёт сердце столицы своего государства — её главный храм.

Поскольку капище Пятибожия было моделью общины из пяти каст, то, обновляя его, победитель-братоубийца надеялся, согласно принципам магии подобия, обновить общину — так, воздействуя на чьё-то изображение, колдун обретает власть над изображённым. Конечно, невиданная роскошь капища должна была, по мысли рабынича, «умаслить» Богов — или хотя бы киевлян, как и брошенные под ноги праотеческим кумирам обломки сокрушённой святыни чужой веры, той самой веры, которой покровительствовал убитый Владимиром его брат и государь.

Братоубийца «ненавязчиво» напоминал Богам и людям, что его жертва не была безвинной перед обычаями общих их предков. Но основной причиной, по моему глубокому убеждению, было стремление князя ритуально обновить общину, лукаво омыв этим ритуалом свой грех, сделать бывшее — небывшим.

Дальнейшие события показали, что лучше было бы общине «обновить» князя, сделав небывшим его восхождение на престол. Но это — тема совсем другой книги.

Гадание по руке, иначе говоря хиромантия, в сознании современного человека плохо состыкуется с славянской традицией. Скорее уж — с образом смуглой чернявой девицы или усатой тётки в пёстрых тряпках: «Аи, позолоти ручку, брильянтовый, всю правду скажу…», «Цыганка гадала, за ручку брала» — и так далее.

Однако в источниках Московской Руси, в основном в поучениях против суеверий, упоминается, среди иных способов гаданий и ворожбы, и такой — скоморохи, «волхвы» (в то время это слово означало уже знахаря, а не жреца) или ведуньи-ворожеи «на руку смотрят».

В частности, некий «волхв Дорофейко», изобличённый и казнённый уже при Петре, гадал своему нанимателю боярину Безобразову, сосланному на Терек стороннику Софьи, «ремеслом коновал и рудомёт, умеет бобами ворожить и на руку смотреть».

Значит, существовала за «смотрящими на руку» кудесниками какая-то местная, славянорусская традиция. Разумеется, восстановить её в полной мере уже невозможно.

Однако, зная о существовании на Руси культа Пяти Богов (Перуна, Хорса Даждьбога, Стрибога, Ярилы-Семарьгла и Мокоши), аналогичного индоарийской Панчадэватте (Индре, Сурье, Рудре, Ганеше и Дэви) и культу пяти главных Божеств Галлии, описанному Юлием Цезарем под римскими именами «Юпитера», «Аполлона», «Марса», «Меркурия» и «Минервы», можно хотя бы приблизительно выяснить — не отражался ли на ладони-пятерне этот культ Пятерых?

Указательный палец, определяемый в некоторых русских сказках как «воевода», палец, по самому своему имени связанный с указыванием, с властью, ассоциируется с Перуном. И действительно, этот палец в классической европейской хиромантии связан с Юпитером, а скандинавы называют его «пальцем Тора».

Безымянный палец, на который надевают золотое (золото — символ Солнца) обручальное кольцо, напоминает нам о Даждьбоге, «Солнце-Царе», покровительствующем свадьбам. У скандинавов это — «палец Фрейра», солнечного Божества, в классической хиромантии — палец Аполлона.

Средний палец связан с Сатурном. Имя этого Бога и его предшественника, италийского Сатре, учёные считают родственным имени нашего Стрибога, а его самое известное сейчас применение напоминает, что одним из главных символов индийского соответствия Стрибогу, Рудры, был фаллос-лингам. Напоминает Сатурн Стрибога и суровым характером. Остаются два пальца, мизинец и большой.