Владимир Ленин - Материализм и эмпириокритицизм

«Маркс признает, с одной стороны, вместе со всем предшествующим материализмом и с Фейербахом, что нашим представлениям о вещах соответствуют реальные и отдельные (самостоятельные, distincts) объекты вне нас…»

Как видит читатель, Альберту Леви сразу стала ясной основная позиция не только марксистского, но всякого материализма, «всего предшествующего» материализма: признание реальных объектов вне нас, паковым объектам «соответствуют» наши представления. Эта азбука, касающаяся всего материализма вообще, неизвестна только российским махистам. Леви продолжает:

«…С другой стороны, Маркс выражает сожаление, что материализм предоставил идеализму заниматься оценкой значения активных сил» (т.е. человеческой практики). «Эти активные силы следует вырвать у идеализма, по мнению Маркса, чтобы ввести их тоже в материалистическую систему; но, разумеется, этим силам надо придать тот реальный и чувственный характер, которого не мог признать за ними идеализм. Итак, мысль Маркса следующая: точно так же, как нашим представлениям соответствуют реальные объекты вне нас, точно так же нашей феноменальной деятельности соответствует реальная деятельность вне нас, деятельность вещей; в этом смысле человечество принимает участие в абсолютном не только посредством теоретического познания, но и посредством практической деятельности; и вся человеческая деятельность приобретает таким образом то достоинство, то величие, которое позволяет ей идти наравне с теорией: революционная деятельность приобретает отныне метафизическое значение…»

А.Леви — профессор. А порядочный профессор не может не обругать материалистов метафизиками. Для профессоров идеалистов, юмистов и кантианцев всякий материализм есть «метафизика», ибо он за феноменом (явлением, вещью для нас) видит реальное вне нас; поэтому А. Леви прав по существу, когда он говорит, что для Маркса «феноменальной деятельности» человечества соответствует «деятельность вещей», т.е. практика человечества имеет не только феноменальное (в юмистском и кантианском смысле слова), но и объективно-реальное значение. Критерий практики, как мы покажем подробно в своем месте (§6), имеет совершенно различное значение у Маха и у Маркса. «Человечество принимает участие в абсолютном», это значит: познание человека отражает абсолютную истину (см. ниже, §5), практика человечества, проверяя наши представления, подтверждает в них то, что соответствует абсолютной истине. А.Леви продолжает:

«…Дойдя до этого пункта, Маркс наталкивается естественно на возражение критики. Он допустил существование вещей в себе, по отношению к которым наша теория является их человеческим переводом; он не может уклониться от обычного возражения: что же вам обеспечивает верность перевода? Чем доказывается, что человеческая мысль дает вам объективную истину? На это возражение Маркс отвечает во втором тезисе» (p. 291).

Читатель видит, что А.Леви ни минуты не сомневается в признании Марксом существования вещей в себе!

Но если русские махисты, желающие быть марксистами, дипломатично обошли одно из самых решительных и определенных заявлений Энгельса, то зато другое его заявление они «обработали» совсем по-черновски. Как ни скучна, как ни тяжела задача исправления искажений и извращений смысла цитат, — но от нее не избавиться тому, кто хочет говорить о русских махистах.

Вот обработка Энгельса Базаровым.

В статье «Об историческом материализме» [103]Энгельс говорит об английских агностиках (философах линии Юма) следующее:

«…Наш агностик соглашается, что все наше знание основано на тех сообщениях (Mitteilungen), которые мы получаем чрез посредство наших чувств…»

Итак, отметим для наших махистов, что агностик (юмист) тоже исходит из ощущений и не признает никакого иного источника знаний. Агностик — чистый «позитивист», к сведению сторонников «новейшего позитивизма»!

«…Но, — добавляет он (агностик), — откуда мы знаем, что наши чувства дают нам верные изображения (Abbilder) воспринимаемых ими вещей? И, далее, он сообщает нам, что когда он говорит о вещах или их свойствах, то он в действительности имеет в виду не самые эти вещи или их свойства, о которых он ничего достоверного знать не может, а лишь те впечатления, которые они произвели на его чувства…» [104]

Какие две линии философских направлений противопоставляет здесь Энгельс? Одна линия — что чувства дают нам верные изображения вещей, что мы знаем самые эти вещи, что внешний мир воздействует на наши органы чувств. Это — материализм, с которым несогласен агностик. В чем же суть его линии? В том, что он не идет дальше ощущений, в том, что он останавливается по ею сторону явлений, отказываясь видеть что бы то ни было «достоверное» за пределами ощущений. О самых этих вещах (т.е. о вещах в себе, об «объектах самих по себе», как говорили материалисты, с которыми спорил Беркли) мы ничего достоверного знать не можем, — таково совершенно определенное заявление агностика. Значит, материалист в том споре, о котором говорит Энгельс, утверждает существование и познаваемость вещей в себе. Агностик не допускает самой мысли о вещах в себе, заявляя, что ничего достоверного о них мы знать не можем.

Спрашивается, чем отличается изложенная Энгельсом точка зрения агностика от точки зрения Маха? «Новым» словечком «элемент»? Но ведь это чистое ребячество — думать, что номенклатура способна изменить философскую линию, что ощущения, названные «элементами», перестали быть ощущениями! Или «новой» идеей о том, что одни и те же элементы в одной связи составляют физическое, в другой психическое? Но разве вы не заметили, что агностик у Энгельса тоже подставляет «впечатления» на место «самых этих вещей»? Значит, по существу дела, агностик тоже отличает «впечатления» физические и психические! Разница опять-таки исключительно в номенклатуре. Когда Мах говорит: тела суть комплексы ощущений, тогда Мах — берклианец. Когда Мах «поправляется»: «элементы» (ощущения) могут быть в одной связи физическими, в другой — психическими, тогда Мах — агностик, юмист. Из этих двух линий Мах не выходит в своей философии, и только крайняя наивность может поверить этому путанику на слово, что он действительно «превзошел» и материализм и идеализм.

Энгельс умышленно не приводит имен в своем изложении, критикуя не отдельных представителей юмизма (философы по профессии очень склонны называть оригинальными системами крошечные видоизменения, вносимые тем или другим из них в терминологию или в аргументацию), — а всю линию юмизма. Энгельс критикует не частности, а суть, он берет то основное, в чем отходят от материализма все юмисты, и поэтому под критику Энгельса подпадают и Милль, и Гексли, и Мах. Скажем ли мы, что материя есть постоянная возможность ощущений (по Дж.Ст.Миллю), или что материя есть более или менее устойчивые комплексы «элементов» — ощущений (по Э.Маху), — мы остались в пределах агностицизма или юмизма; обе точки зрения или, вернее, обе эти формулировки покрыты изложением агностицизма у Энгельса: агностик не идет дальше ощущений, заявляя, что не может знать ничего достоверного об их источнике или об их оригинале и т.п. И если Мах придает великое значение своему расхождению с Миллем по указанному вопросу, то это именно потому, что Мах подходит под характеристику, данную ординарным профессорам Энгельсом: Flohknacker, блоху вы ущемили, господа, внося поправочки и меняя номенклатуру вместо того, чтобы покинуть основную половинчатую точку зрения!