Николай Осокин - История альбигойцев и их времени. Книга первая.

Но счастье по возможности сопутствовало Иннокентию. В Болгарии политические расчеты заставили царя Ивана Асеня временно примкнуть к Риму. В 1203 году папа послал благословение духовенству болгарскому, а царю — титул короля. В ноябре 1204 года совершилась коронация и заключено соглашение между Римом и Болгарией. Царь, принимая спорные догматические пункты, подчиняясь Иннокентию, не давал, однако, больших прав Риму в своих внутренних делах. Религиозное ренегатство имело в Болгарии немного примеров, и то лишь в высшем сословии.

Все попытки действовать на русских князей оказались безуспешными {11}. Падение Византии стало одним из предлогов для таких шагов. Извещая русское духовенство о взятии Царьграда, Иннокентий отправил на Русь кардинала для проповеди и убеждения князей. В булле, написанной вообще очень сдержанно, указав на падение Византии, папа советовал русским не сопротивляться и не отпадать от единой паствы Христовой {12}. Результаты деятельности Иннокентия по отношению к России ограничились успехами его проповедников-крестоносцев в Прибалтике, также охваченной его замыслами. Епископ Ливонский Альберт принудил к подданству Двинского князя Всеволода, сделавшегося его наместником в Герсике.

Просвещение язычников прусских и ливонских, неразлучно связанное с именем и эпохою Иннокентия III, еще раньше альбигойцев показало, как опасно употреблять для достижения духовных целей оружие. Истребительной системой католицизм столь же опозорил себя в крестовых походах на Юге, как и в вековой крестовой войне на Севере [A_32] [A_32] Именно при Иннокентии начались завоевательные походы Тевтонского ордена на территории расселения пруссов и ордена меченосцев в землях ливов. И в Пруссии, и в Ливонии крестовые походы сопровождались беспощадным опустошением земель, чьи жители сохраняли верность язычеству, и массовыми народными восстаниями против католических завоевателей. Из русских княжеств ордену меченосцев удалось подчинить только мелкие владения в нижнем течении Западной Двины. В 1234 году меченосцы были разбиты отцом Александра Невского Ярославом Всеволодовичем при Юрьеве, а в 1236 году литовцами и земгалами при Шауляе. . Но и тут и там не должно приписывать Иннокентию террор, против которого он всегда возражал. Рожденный нравами духовенства, сложившимися раньше, террор принес огромный вред католицизму. Приобретения самого Иннокентия истекали из его политического искусства и авторитета его имени. Так, Армения, например, подчинилась ему без всякого насилия. Ее князь Лев получил за это титул короля [A_33] [A_33] Речь идет о царе Киликийской Армении Левоне I (1187—1219 гг.). , а католикос армянский — священные одежды от папы.

Таким образом осуществлялись замыслы Гильдебранда. Теократия далеко раскинула свои границы. Единая воля руководила многообразными странами единой веры. Небольшой человек, с гордым взором, древний римлянин лицом и характером, управлял этим величавым государством. Он мог гордиться тем, что среди миллионов своих подданных мог назвать имена государей. Англия, Арагон, Болгария, Армения только увеличили этот длинный список римских ленников, который папы хранят в библиотеке Ватикана. В нем ряды королей, а также князья, графы, епископы, бароны, города.

Поразительная деятельность требовалась для создания и исполнения такой системы. И ею вполне обладал Иннокентий. Три раза в неделю собирался совет кардиналов под его председательством. Он сам вникал в каждое дело до мелочей, невзирая на то, было ли оно политическое или частное. Нельзя не удивляться массе оставленных им писем, декретов, булл, даже если не все они составлялись собственно им самим. А между тем он имел еще время и желание лично с судейского кресла разбирать дела римских граждан и своих непосредственных подданных. Доступ к нему был открыт для всех; словесный судья мелких тяжб, он обсуждал в то же время во всех подробностях огромные государственные дела.

«На совещаниях кардинальской коллегии, — писал про Иннокентия Раумер, — он изучал и разбирал всякое показание с такою честностью и проницательностью, обнаруживал такое беспристрастие и благородство, что и теперь дошедшие до нас его письма, как по форме, так и по содержанию, могут служить образцом юридических разборов и решений» {13}.

Иннокентий гармонично совмещал в себе величавость стремлений и хладнокровие исполнения.

Еще более мы убедимся в блестящем состоянии внеш-ней папской политики и еще скорее поймем упоение Иннокентия победами и властью, его веру в неизменность торжества, когда обратимся к другим европейским государям.

Филипп II Август, одно прозвание которого обозначает могущество и счастье {14}, не избежал нравственного подчинения Риму и претерпел унижения от Иннокентия III. Дело с Ингеборгой [A_34] [A_34] Супруга Филиппа Августа, сестра датского короля Кнута. по своему смыслу должно занять одну из лучших страниц в далеко не всегда светлой истории папства.

«Кудесничеством ли волшебников, наветами ли дьявола, — говорят хроникеры, — только король с некоторого времени без ужаса не мог видеть своей жены, которую так любил невестой» {15}.

Эта непонятная ненависть завладела сердцем Филиппа на другой же день брака; в самый момент коронования зародилось в нем чувство отвращения к молодой жене. Когда на предложение развода со стороны короля Ингеборга ответила отказом, Филипп заключил ее в строгий монастырь, где ей, по его распоряжению, отказывали даже во всем необходимом. Ее брат, датский король Кнут IV, пожаловался в Рим. На представления Целестина III Филипп ответил женитьбой на красивой Агнессе де Меран, дочери одного из тирольских князей. Целестин отменил постановление о королевском разводе; ни на что большее он не решался. Не таков был Иннокентий III. Тут уступки и снисхождения быть не могло. Иннокентий твердо и строго потребовал, чтобы король возвратился к своему долгу и удалил от себя наложницу.

В декабре 1198 года в Париж прибыл кардинал Петр Капуанский. Он был готов к самым решительным мерам, ему были предоставлены все необходимые полномочия. Он вступил в переговоры с королем. Легат папы просил, убеждал, наконец грозил, Филипп не соглашался ни на что.

«Если позволить королю французскому, — говорил Иннокентий, — развестись с женой, то и прочие государи, наконец сами граждане последуют такому примеру. Таинство, освящаемое Церковью, сделается простым наложничеством. Зло надо остановить в самом начале».

В решительных выражениях он писал Филиппу:

«Внушаемые Богом, мы непреклонны духом и неизменны в намерениях. Ни мольбы, ни могущество, ни любовь, ни ненависть не заставят нас уклониться с прямого пути; идя по царственной стезе, мы не свернем ни направо, ни налево, без страстей, без лицеприятия. Как бы ты высоко ни ставил свой сан и могущество, все же ты не можешь противостоять перед лицом не говорю нашим, а Божьим, которого мы, хотя и недостойные, считаемся на земле представителями. Наше дело есть дело правды и истины» {16}.