Вайолет Каммингс - Ноев ковчег и Свитки Мертвого моря

«Если параллели между Учителем Справедливости ессеев и Иисусом из Назарета носят сверхъестественный характер, — пишет профессор Фрэнк М. Кросс-младший, один из ученых, работающих со Свитками, — то параллели между ессеями и примитивными христианскими общинами просматриваются вполне отчетливо».

Особенно четко видны эти параллели в организационных моментах. И в том, и в другом случае общее собрание называлось словом «множество». Из «множества» избирали «двенадцать», чтобы они представляли двенадцать племен Израиля. Иисус говорит своим двенадцати «ученикам», что им надлежит быть судьями над «двенадцатью племенами Израиля». В ранней церкви «двенадцать» играли столь же важную роль, и там, как и в Кумранской секте, и вообще у ессеев, мы обнаруживаем некоего надзирающего, что-то вроде инспектирующего — наподобие Иакова Справедливого, возглавлявшего церковь в Иерусалиме.

В обеих общинах «все вещи были общими». Ценности должны были сдаваться в общую казну, под надзор казначея; так же надлежало поступать и с регулярными доходами. Казначей отчислял из общего фонда деньги на оплату общинных расходов. И здесь нельзя удержаться, чтобы не вспомнить историю об Иисусе и человеке, обладавшем «большим имением». Иисус говорит ему: «Пойди, продай имение твое и раздай нищим». Поскольку слово «нищие» было одним из названий, которыми пользовались ессеи для обозначения своих общин, то получается, что фактически Иисус призывает состоятельного человека вступить в такую секту, где ему надлежит отдать свое богатство в общественный фонд. Поскольку Иисус добавляет к этому указанию еще и приглашение «приходи и следуй за Мною», то возникает интересный вопрос: не означает ли, что, вступив в секту «Нищих», где он мог бы одновременно следовать за Иисусом, богач вступал в секту, к которой уже принадлежал сам Иисус?

И в Кумранской общине, и в христианских церквах были предусмотрены наказания за мошенничество с общей казной, причем у христиан они были намного строже. В «Руководстве по поддержанию порядка» говорится, что тот, кто «совершит мошенничество с богатством общины, в результате чего оно сократится, должен полностью возместить потерю. Если же он не в состоянии заплатить, то подлежит наказанию в течение шестидесяти дней» (1-й Свиток, раздел VII, строки 7–8). Трудно, правда, понять, чем он должен возместить потерю, если ранее он отдал все, что имел, общине. Может быть, следует понимать это так, что, если сумма, им украденная, все еще находится у него, то он должен ее вернуть, иначе будет подвергнут двухмесячному заключению. Христианские же правила были более строгими (кстати, сам термин «христианский» мы используем в этом разделе и в некоторых других местах для удобства, как привычный; вопрос о том, была ли рассматриваемая группа в это время действительно «христианской» в строгом смысле слова, мы рассмотрим позднее).

Итак, о христианских правилах. В Книге Актов (V, I–II) мы читаем, что Анания «продал принадлежащее ему и утаил часть «выручки», причем его жена. Сапфира, была «посвящена в это». Петр, обнаружив это мошенничество, говорит Анании, что тот мог поступать с деньгами, как угодно, пока относился к ним, как к своей собственности; теперь же, когда он сдал их в общую казну, делая вид, что соблюдает правила, то «солгал нелюдям, но Богу». Напуганный Анания скончался немедленно, а через несколько часов за ним последовала и жена его Сапфира, которая в страхе «испустила дух», узнав об осуждении их поступка. Судя по этой драматической истории, можно предположить, что в качестве наказания за мошенничество с общественной казной предусматривался по меньшей мере бойкот.

В этой истории Петр, несомненно, относился к внесению богатства в общественную казну как к добровольной акции (пока цель вклада не была объявлена) — или же, возможно, для вклада предназначалась лишь часть индивидуальной собственности. Как бы то ни было, нам сообщают, что «все, кто веровали, имели все сообща, и они продали свои пожитки и вещи и разделили на всех, постольку, сколько кому требовалось» (II, 44–45). И снова: «множество тех, кто веровал, были как одно сердце и одна душа; и ни один из них не сказал, что все, чем он владеет, есть его собственность, но что все их вещи — общие» (Акты, IV, 32). Отсюда очевидно, что практика ессеев и христиан в отношении общественной казны совершенно аналогична, и дух, отраженный в рукописях обеих групп в отношении общего фонда, — один и тот же. Практика общественной казны выражала братство, единство, единодушие; вся жизнь должна была носить общественный характер, в мире и гармонии «уверовавшие» должны были идти плечом к плечу, причем каждый должен был искать не личную выгоду, а общую.

У обеих групп существовало правило, согласно которому, если к одному из братьев имелись претензии, их сначала нужно было высказать лично, а уж затем в присутствии троих (иногда двоих) свидетелей. Если же и после этого обвинение не отпадало и не удавалось прийти к соглашению о том, как следует выходить из ситуации, то спорящие стороны и свидетели должны были предстать перед общим собранием «множества» для окончательного рещёния вопроса. Только «множество» было наделено правом объявить бойкот. Это правило, называемое иногда correptio fraternal, является, насколько известно, отличительной особенностью ессейских сект и христиан.

Обе группы практиковали обряд крещения. Неизвестно, правда, совершали ли христиане ежедневное ритуальное омовение, как в кумранской общине, неизвестно также и другое: практиковали ли секты ессеев в других местах этот ритуал в том же виде, что и в Кумра-не. Встречающиеся различия в субординации не влияют на основной принцип этого ритуала, символизирующего «покаяние, ведущее к отпущению грехов» и решимость «жить праведно». Тот же основополагающий смысл обнаруживается в крещении Иоанна. Во всех этих случаях подвергнутые крещению допускались в общину, которая ожидала прихода мессии.

И здесь у ессейских сект и христиан также наблюдался общий принцип. «Помазанник», чьего появления они ожидали, был тот, с кем они уже имели некую связь через таинство. Христиане ожидали, что «помазанником» явится Иисус; был ли мессией ессеев их Учитель Справедливости, утверждать нельзя. В случае христиан вообще речь шла об одном мессии; согласно Свиткам, монахи Мертвого моря ожидали двоих. Однако вполне возможно, что двое постепенно слились в одного либо еще в процессе ожидания у кумранцев, либо в ходе ассимиляции верований предшественников христианами.

И секты ессеев, и христиане считали себя людьми «Нового Завета». В случае христиан-иудеев речь шла о Синайском Завете, о возврате к Закону Моисея; именно так обстояло дело в кумранской секте и у ессеев. Павел же фактически отринул требования Моисея, чтобы облегчить формирование нееврейской церкви.