Глеб Ястребов - Кем был Иисус из Назарета?

Если эпизод достоверен, то мы снова видим Иоанна как человека резкого, достаточно нетерпимого, а также гордого своей принадлежностью к избранным: один из Двенадцати! Да ещё узкий круг! Если Иоанн был молод, что весьма вероятно, то он мог принять свой статус со всей горячностью молодости...

Создаётся впечатление, что Иаков и Иоанн несколько ревновали к двум другим братьям (Петру и Андрею), считая, что именно их служение — самое ценное для Иисуса. В Евангелии от Марка мы находим такую картину:

Тогда подошли к нему сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн и сказали: «Учитель! Мы желаем, чтобы ты сделал нам, о чём попросим». Он сказал: «Что хотите, чтобы я сделал вам?» Они сказали ему: «Дай нам сесть у тебя, одному по правую сторону, а другому по левую, в славе твоей». Но Иисус сказал: «Не знаете, чего просите...»

Двумя десятилетиями позже Матфей был настолько смущён этой сценой, что решил несколько её переделать: у него с такой просьбой обращаются не сами Иаков и Иоанн Зеведеевы, а их мать, — хотя, честности ради, соглашается, что они не возражали (Мф 20:20–21). Скорее всего, это представляет собой лакировку фактов.

Уже это небольшое количество преданий рисует Иакова и Иоанна людьми решительными, достаточно дерзкими, а в чём-то жестковатыми и нетерпимыми. Просить Иисуса о первых местах — некоторая дерзость, как и просить Бога об уничтожении грешников. Почему же Иисус ввёл этих людей в свой близкий круг? Что он нашёл в них родственного себе? В обеих этих дошедших до нас сценах мы видим нечто важное: уверенность в близости Бога, близости Царства Божьего. Близость Царства Божьего столь гарантированна, что пора распределять места. Она столь гарантированна, что можно обратиться с молитвой к Богу, и он совершит великое чудо. И ещё Иаков и Иоанн безоговорочно доверяли Иисусу и избранности его миссии... Можно не сомневаться, что Иисус любил в них эти качества, прощая им несколько крутой и непростой нрав, и, по-видимому, сам иногда укрепляясь их твёрдостью и верой, — как полагался он и на Петра с Андреем...

Далее идёт следующая группа из четырёх человек, и возглавляет её Филипп . Синоптические Евангелия упоминают о нём лишь в списках Двенадцати и интереса к нему не выказывают. Евангелие от Иоанна сообщает небольшое количество дополнительных сведений. Филипп был из Вифсаиды, и его, видимо, пригласил в ученики лично Иисус:

Иисус... находит Филиппа и говорит ему: «Иди за мной». Филипп же был из Вифсаиды, из одного города с Андреем и Петром. Филипп находит Нафанаила и говорит ему: «Мы нашли того, о котором писали Моисей в Законе и Пророки, — Иисуса, сына Иосифа, из Назарета». Но Нафанаил сказал ему: «Из Назарета может ли быть что доброе?» Филипп говорит ему: «Пойди и посмотри».

Опять-таки слова Филиппа стилизованы: он изъясняется формулировками более поздней христианской проповеди («того, о ком писали Моисей в Законе и Пророки»). Но историческое зерно, видимо, присутствует. Мы видим, что он привёл в число учеников некоего Нафанаила. К сожалению, о Филиппе больше ничего достоверного не известно, однако данная сцена заслуживает внимания. Кто такой Нафанаил? Он упоминается только в Евангелии от Иоанна, и только в его первой и последней главах, причём рядом с именами Двенадцати. По мнению ряда исследователей, Нафанаил — это не кто иной, как Варфоломей (о котором см. ниже): Варфоломей — это не имя, а указание на отца. У Нафанаила же, если верить четвёртому Евангелию, произошёл следующий разговор с Иисусом:

Иисус, завидев идущего к нему Нафанаила, говорит о нём: «Вот подлинно израильтянин, в котором нет лукавства!» Нафанаил говорит ему: «Откуда ты знаешь меня?» Иисус сказал ему в ответ: «Прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницей, я видел тебя»...

Остальную часть диалога опускаем, ибо она почти наверняка представляет собой творческое дополнение благочестивого евангелиста. В чём смысл этого диалога? Мы не знаем. На протяжении столетий комментаторы предлагали самые разные объяснения слов Иисуса, обычно опираясь на символические значения смоковницы в Ветхом Завете и раввинистической традиции, но к единому мнению не пришли. Вполне возможно, что ответа на этот вопрос вообще не существует, ибо Иисус имел в виду не богословскую абстракцию, а некий эпизод в жизни Нафанаила, который был известен только им одним. Как бы то ни было, у Нафанаила установилось к Иисусу некоторое доверие, и он примкнул к его ученикам...

Вполне может быть, что учёные правы, и Нафанаил — это и впрямь Варфоломей . И тогда Ин 1:47–48 отражает формирование костяка второй группы, входящей в Двенадцать, — группы Филиппа. В самом деле, как мы уже сказали, Варфоломей (арамейское Бар Толемай) — это отчество. Почему вдруг человека стали звать по отчеству? Возможно, потому что имя Толемай было редким. (Как подсчитали учёные, 50-е по популярности.) Противники этой теории указывают на то, что и имя Нафанаил — очень редкое. Однако легко возразить, что при столь необычном сочетании редких имени и отчества человека могли звать то по имени (так в Евангелии от Иоанна), то по отчеству (в списках у синоптиков). Мы видим, что в четвёртом Евангелии упоминается Нафанаил среди Двенадцати, но нет никакого Варфоломея. И напротив, Нафанаил отсутствует в синоптических Евангелиях. Поэтому теория весьма правдоподобна.

Далее идёт знаменитый Фома . Хотя такое семитское имя реально существовало, в данном случае это, скорее всего, прозвище: по-арамейски «Тома» — это «Близнец» (ср. расшифровку имени в Ин 11:16; 20:24; 21:2). Чей близнец? Некоторые толкователи пытаются подыскать ему подходящего близнеца среди других учеников Иисуса. Это, однако, не обязательно: вполне возможно, что брат Фомы не воодушевился проповедью Иисуса. К сожалению, мало-мальски надёжной информации о Фоме у нас нет. В последующей христианской традиции он нередко ассоциировался со скептицизмом и сомнением на основании описанной в Ин 20 сцены, когда Фома отказывается поверить ученикам, что они видели воскресшего Иисуса: дескать, пока не увидит и не потрогает ран от гвоздей, не согласится (Ин 20:24). Возникло даже выражение «Фома неверный» или «Фома неверующий». Весьма сомнительно, однако, что эта сцена вообще имела место (или, во всяком случае, что евангелист точно её описал). Вообще анализировать с исторической точки зрения явления Воскресшего крайне сложно, если в принципе возможно. Поэтому разумнее не делать из Ин 20 никаких выводов относительно характера Фомы. В течение проповеди Иисуса Фома вряд ли был «неверным» или «неверующим», ибо иначе просто не попал бы в число Двенадцати, а среди Двенадцати — в достаточно близкую группу (хотя и не самую близкую). Сам факт, что четвёртый евангелист подробно останавливается на его реакции, может говорить о важности Фомы в некоторых первохристианских общинах. Одно из ранних неканонических Евангелий (Евангелие от Фомы) также претендовало на его авторитет. Поэтому можно предположить, что Фома был личностью незаурядной и интересной. К сожалению, ничего конкретного сказать на сей счёт невозможно.