Глеб Ястребов - Кем был Иисус из Назарета?

В течение длительного времени большинство учёных считали «тайное Евангелие» делом рук одной из гностических сект II века и предполагали, что Климент просто ошибся относительно марковского авторства. Совсем недавно, однако, появились исследования, которые убедительно показывают, что это произведение — современная подделка (скорее всего, осуществлённая самим Мортоном Смитом). Американский библеист и юрист Стивен Карлсон отдал фотографии текста на графологическую экспертизу, и та выявила «тремор фальсификатора»: буквы, по внешнему впечатлению выводившиеся размашисто и в спешке, на самом деле выписывались медленно и мелкими штрихами. (Тремор того же порядка, который возникает, скажем, при подделке банковских чеков.) Были обнаружены и другие признаки подделки, а также современные анахронизмы в тексте. Внимание исследователей привлёк также опубликованный в 1940 году роман канадского писателя Джеймса Хантера «Тайна святого Саввы»: он посвящён тому, как в этой лавре нашли документ, подрывающий основы христианства, — но документ оказался антихристианской современной подделкой! Одного из героев романа зовут лорд Мортон... Сейчас многие считают, что книга Хантера отчасти и навела Смита на мысль о подделке, и на неё есть намёки в текстах Смита.

Как мы видим, источников, говорящих о жизни Иисуса, много. Ценность их не равнозначна: от очень достоверных до совершенно недостоверных. Поэтому ставить на одну доску, например, Евангелие от Марка и Фомино Евангелие детства невозможно. Кроме того, нет ни одного источника, который был бы исторически достоверен на все сто процентов: как минимум потому, что евангелисты не стремились написать максимально объективную историческую биографию Иисуса. Их произведения суть богословские осмысления существующих преданий в свете современных им нужд.

В целом при исторической реконструкции жизни Иисуса и анализе источников мы имеем следующие проблемы.

• Временная дистанция. Даже Евангелие от Марка, самое древнее из сохранившихся Евангелий, было написано лишь спустя 40 лет после Иисуса (ок. 70 н. э.). Большинство очевидцев к тому времени уже умерли (средняя продолжительность жизни была меньшей, чем сейчас), а воспоминания немногих оставшихся очевидцев едва ли отличались точностью: хорошо ли мы помним даже важные для нас события даже годичной давности, не говоря уже о сорокалетней? Другие Евангелия написаны ещё позднее.

• Нехватка внешних свидетельств. Если мы хотим мало-мальски подробной реконструкции, нам придётся ограничиться христианскими источниками, которые неизбежно пристрастны. Конечно, любой источник в той или иной степени субъективен, однако было бы полезно сбалансировать субъективность христианских источников субъективностью источников нехристианских. Однако нехристианские авторы не сообщают об Иисусе почти ничего, кроме самого факта, что он реально существовал. (Впрочем, последнее обстоятельство само по себе немаловажно.)

• Языковая дистанция. Родным языком Иисуса и апостолов был арамейский. Евангелия же написаны на греческом языке. Сколь бы ни был точен перевод высказываний Иисуса, известных из традиции, он всегда вносит лёгкий процент искажения смысла. В процессе перевода с арамейского языка на греческий не могли не появиться некоторые искажения.

• Противоречивые данные. Как мы увидим в последующих главах, даже в наиболее ранних источниках есть противоречия относительно того, что Иисус говорил или что с ним происходило. Например, согласно Евангелию от Иоанна он был распят накануне Пасхи, а согласно синоптическим Евангелиям — на саму Пасху.

• Послепасхальные откровения. Христиане верили, что Иисус воскрес. Они также верили, что их общение с Иисусом продолжается, что церковь получает от него всё новые и новые откровения. Зачастую такие откровения Воскресшего смешивались с речениями Иисуса, произнесёнными им на земле. (Христиане не всегда видели необходимость дифференцировать эти два источника.) По-видимому, ряд описанных в Евангелиях событий отражают именно подобного рода проекции.

• Нужды общины. Евангелисты не считали, что речения Иисуса представляют сугубо антикварный интерес. Эти речения мыслились как источник жизни, источник постоянного руководства. Вместе с тем понятно, что аудитория евангелистов (преимущественно состоявшая из неевреев конца I века) существенно отличалась от аудитории Иисуса (в плане интересов, запросов, характера проблем и т. д.). Отсюда неизбежная модификация, которой подвергались предания с целью их актуализации.

• Ветхий Завет и «здравый смысл» как источники. Как поступали евангелисты, если по каким-то вопросам они не располагали сведениями относительно того, что сказал или сделал Иисус? Одной напрашивающейся возможностью было промолчать. Именно так они обычно и поступали. Некоторые из них пытались искать пути выхода: например, домысливать детали событий, исходя из общих соображений и здравого смысла. (Искажения, возникшие подобным образом, выявлять особенно трудно.) Был и ещё один способ: поскольку христиане верили, что Иисус есть Мессия, к нему относили ряд ветхозаветных «мессианских» пророчеств. Соответственно, лакуны исторической информации об Иисусе могли заполняться, исходя из текстов этих пророчеств. Логика такова: с Мессией должно произойти то-то, Иисус — Мессия, значит, с ним это и произошло. Ясно, что такой подход сопряжён с известной субъективностью, поэтому его эффективность находится под вопросом.

• Преувеличения. Общеизвестно, сколь быстро в процессе рассказов о каком-то событии (особенно знаменательном, поразившем умы) возникают преувеличения. Такими преувеличениями заполнены жизнеописания всех известных людей. Иисус не только не является исключением из данного правила, но и представляет собой один из наиболее ярких примеров его. Особенно это касается рассказов о чудесах.

• Мифологические элементы. На жизнеописания Иисуса наложил отпечаток архетип мифического героя (чудесное рождение, попытка правителя убить младенца вскоре после рождения, спасение и т. д.).

• Мидраши. По-видимому, некоторые евангельские отрывки в жанровом смысле представляют собой мидраши. «Мидраш» (евр. «комментарий») — это своеобразный иудейский способ пересказа библейских сюжетов на новый лад, преследующий не исторические, а назидательные цели. В процессе подобного пересказа могло меняться многое: подчас даже имена героев, время действия, детали, — но базовый костяк, как его видел автор мидраша, оставался неизменным. В Евангелиях к мидрашам относятся, в частности, многие детали рассказов о Рождестве Иисуса.