Майкл Мюррей - Введение в философию религии

Назвать эту доктрину «загадочной» — это еще слишком мягко выразиться: она кажется явно противоречивой. Ибо, на уровне интуитивного восприятия, слова «нечто есть Бог» означают либо «нечто тождественно единственному Богу», либо что–то вроде «нечто является божественным». Предположим, они означают «тождественно единственному Богу». В таком случае догмат гласит, что каждое из трех нумерически отличных лиц тождественно одному и тому же существу — а это противоречиво.

Допустим, далее, что слова эти означают «является божественным». В таком случае догмат, похоже, утверждает одновременно и то, что существуют три особых божественных существа (а значит, надо полагать, и три Бога), и то, что не существует трех Богов, — а это противоречиво. Противоречие, таким образом, обнаруживается при любом толковании.

Как же христиане разрешают это явное противоречие? И, главное, почему нам следует думать, что Бог един в трех лицах? Этими вопросами мы и займемся в настоящем разделе.

Важнейшую философскую трудность догмата Троицы — т.е. его видимую противоречивость, как она описана выше, — философы обычно называют «логической проблемой Троицы», а богословы — «проблемой троичности — единства». Усложняется же данная проблема тем, что ряд очевидных способов избежать здесь противоречия был недвусмысленно решительно отвергнут Афанасьевским символом, иначе говоря, тем самым христианским символом веры, в котором учение о Троице изложено всего подробнее.

Два главных заблуждения, которых нам надлежит избегать, упомянуты в первой строке процитированного выше фрагмента, третье же — в последней его строке. Эти три заблуждения таковы: смешение лиц (известное как ересь модализма), разделение сущности (политеизм) и отрицание божественности одного (или более) из лиц (воззрение, именуемое субординационализмом). Впасть в ересь модализма — это, грубо говоря, утверждать, что лица Троицы относятся друг к другу так же, как Супермен и Кларк Кент, представляя собой лишь разные проявления или обнаружения одного и того же индивидуума. Ошибка политеизма — это, разумеется, представление о том, что существуют три бога, взгляд, совершенно несовместимый с традиционным иудео–христианским монотеизмом. Наконец, субординационалисты обычно отрицают божественность Сына и Святого Духа — они, следовательно, устраняют противоречие, но делают это ценой открытого отвержения тезиса о том, что Сын есть Бог и Святой Дух есть Бог. Поскольку догмат о Троице надлежит разуметь таким образом, чтобы не впасть ни в одно из этих трех заблуждений и в то же время избежать внутреннего противоречия, то легко понять, почему св. Августин выразился об этой доктрине так: «Ни в одном другом предмете заблуждение не является более опасным, исследование — более трудным, а открытие истины — обещающим большую награду» [9] De Trinitate 1.5, пер. Джеффри Броуэра, цит. по Brower & Rea, ibid. .

Задача, следовательно, такова: объяснить, как возможно существование трех божественных лиц, но только одного Бога. Вся история осмысления догмата о Троице изобилует разнообразными аналогиями, авторы которых принимали этот вызов и пытались разрешить задачу. К несчастью, однако, большинство аналогий оказываются несостоятельными в том самом пункте, где мы ожидаем от них помощи, и вместо того, чтобы пролить свет на ортодоксальное воззрение, они скорее склоняют нас к еретическим взглядам.

Среди наиболее популярных современных аналогий Троицы особо выделяются две, и большинство прочих напоминает ту или иную из них. Это аналогии с водой и с яйцом. Согласно первой, подобно тому, как вода принимает три формы (жидкости, пара и льда), так и Бог принимает форму Отца, Сына и Святого Духа. Согласно второй, подобно тому, как яйцо состоит из трех частей (скорлупы, желтка и белка), так и Бог состоит из трех лиц. Беда этих аналогий в том, что вместо того, чтобы разъяснить правоверное воззрение, они в действительности уводят нас в сторону от него. Жидкость, пар и лед — это три состояния, или проявления, одного вещества, а потому говорить, что лица Троицы им подобны, значит впадать в модализм. С другой стороны, скорлупа, желток и белок — это три части яйца, однако ни скорлупа, ни желток, ни белок не есть яйцо. Таким образом, данная аналогия склоняет к мысли, что ни Отец, ни Сын, ни Святой Дух не есть Бог — это лишь части Бога. Другие популярные и по сходным причинам проблематичные аналогии — это аналогия с человеком (Бог есть Отец, Сын и Святой Дух точно так же, как человек может быть отцом, сыном и мужем); предложенная К. С. Льюисом аналогия с кубом (Бог есть три лица точно так же, как куб «есть» шесть квадратов), и так называемая аналогия трилистника (подобно тому, как трилистник есть единый трилистник, хотя и с тремя лепестками, так и Бог есть единый Бог, хотя и в трех лицах).

Множество аналогий внушил также феномен света. Юстин Мученик, один из раннехристианских отцов, высказал мысль, что Отец, Сын и Святой Дух могут пребывать между собой в таком же примерно отношении, как солнце и лучи света, от него исходящие: они отличны друг от друга и тем не менее неразделимы. Ближе к нашему времени не чуждые физике теологи, вроде Джона Полкингхорна, предложили другую трактовку: подобно тому, как свет — непостижимым для нас образом — двойственен (существует одновременно в форме частиц и волн), так и Бог — непостижимым для нас образом — един в трех лицах. Слабость этих аналогий, как вы понимаете, в том, что ни одна из них не сообщает нам того, что нам хотелось бы узнать. Юстинова аналогия, похоже, бьет совершенно мимо цели, ведь даже если мы согласимся, что солнце и его лучи некоторым образом неразделимы, остается неясным, в каком смысле они суть «одно». Аналогия же Полкингхорна в конечном счете лишь указывает нам на другой непонятный феномен и объявляет, что Троица подобна ему: мы, быть может, и должны в это верить, но по–прежнему бессильны это уразуметь.

Однако за последние сорок лет различные философы и богословы разработали ряд более перспективных аналогий или моделей для понимания межтринитарных отношений. Сами по себе эти модели не оригинальны: каждая из них имеет корни в истории. И все же современная их трактовка развивает, а в ряде важных пунктов выходит за пределы интерпретаций, предложенных их прежними сторонниками. Мы имеем в виду социальную аналогию, группу психологических аналогий и аналогию статуи–глыбы.

В Евангелиях первые два лица Троицы всякий раз именуются «Отцом» и «Сыном». Это подсказывает аналогию с семьей или, шире, с обществом. А значит, лица Троицы можно мыслить как единство в том самом смысле, в каком составляют нечто единое, скажем, Авраам, Сарра и Исаак: подобно тому, как эти три человеческих существа суть одна семья, так и три лица Троицы суть единый Бог. А поскольку в представлении о семье как разом тройственной и единой нет никакого противоречия, то данная аналогия устраняет противоречие и в утверждении, что Бог есть три и одно. Тех, кто пытается истолковать Троицу преимущественно с помощью этой аналогии, обычно называют социальными тринитариями. Такой подход связывают (хотя и не все с этим соглашаются) с греческим, или восточным, тринитарианством — интеллектуальной традицией, корни которой восходят к трем великим отцам Восточной Церкви — Василию Кесарийскому, его брату Григорию Назианзину и их другу Григорию Нисскому.