Филип Шафф - История христианской Церкви Том II Доникейское христианство (100 — 325 г. по P. Χ.)

Однако это чрезвычайно либеральное отношение к язычеству не мешало ему замечать преобладавшую там развращенность. Языческие массы были идолопоклонниками, а идолопоклонство находится под властью дьявола и бесов. Иудеи еще хуже язычников, потому что грешат против лучшего знания. И хуже всех — еретики, потому что они извращают христианские истины. Иустин видел разницу между Сократом и Христом, как между лучшим из язычников и кротчайшим из христиан. «Никто не верил в Сократа так, — говорит он, — чтобы умереть за его учение; но во Христа, Который отчасти был известен Сократу, верили не только философы и ученые, но и ремесленники, и совершенно необразованные люди».

Христианская вера Иустина — это вера в Бога Творца, и в Его Сына Иисуса Христа Искупителя, и в пророческого Духа. Все остальные учения, явленные через пророков и апостолов, сами собой вытекают из нее. Богу подчинены добрые и злые ангелы; первые — посланники Бога, вторые — слуги сатаны, создающие карикатуры на библейские учения в языческой мифологии, изобретающие хулу и возбуждающие гонения против христиан. Они будут полностью низвержены при втором пришествии Христа. Человеческая душа сотворена, а следовательно, тленна, но получает бессмертие от Бога, вечное счастье в награду за благочестие, вечный огонь — в наказание за грех. Человек обладает разумом и свободной волей, поэтому несет ответственность за все свои действия. Он грешит по собственному выбору и заслуживает наказания. Христос пришел, чтобы сокрушить власть греха, обеспечить прощение и возрождение к новой и святой жизни.

Отсюда вытекает практическая или этическая сторона христианской философии. Это мудрость, исходящая от Бога и ведущая к Богу. Это новый закон и новый завет, обещанный Исайей и Иеремией и введенный Христом. Старый закон был только для иудеев, новый — для всего мира; старый был временным и упразднен; новый — вечен; старый требует обрезания плоти, новый — обрезания сердца; старый должен соблюдаться день за днем, новый освящает все дни; старый относится к внешнему поведению, новый — к духовному покаянию и вере, он требует полного посвящения Богу.

IV.Со времен Иустина Мученика философия платонизма продолжала оказывать и прямое, и косвенное влияние на христианское богословие, хотя и не так неограниченно и наивно, как в его случае [1401]. Мы можем проследить это в особенности у Климента Александрийского и Оригена и даже у блаженного Августина, который признавался, что эта философия невероятно воспламенила его чувства. В схоластический период она уступила философии Аристотеля, более пригодной для ясных, логических утверждений. Но платонизм продолжал оказывать влияние на Максима, Иоанна Дамаскина, Фому Аквината и других ученых через произведения Псевдо–Дионисия, впервые появившиеся в Константинополе в 532 г. и, вероятно, написанные в V веке. В них представлена целая система устройства вселенной в виде двойной иерархии, небесной и земной, каждая из которых состоит из трех триад.

Платоническая философия во многом похожа на христианскую. Она носит духовный и идеалистический характер, утверждая превосходство духа над материей, вечных идей — над всеми временными явлениями, предвечность и бессмертие души; она теистична, ставит всевышнего Бога над всеми второстепенными богами, объявляя Его началом, серединой и концом всех вещей; она этична, учит нынешней и грядущей награде и воздаянию; она религиозна, основывает этические, политические и физические законы на власти Законодателя и Правителя вселенной; таким образом, она подводит к самому порогу откровения Бога во Христе, хоть и не знает Его благословенного имени и спасительной благодати и затмевает проблески истины серьезными заблуждениями. В целом влияние платонизма, особенно представленного в моральных очерках Плутарха, оказывало и по сей день оказывает возвышающее, стимулирующее и здоровое воздействие, отвлекая разум от земной тщеты и обращая его к созерцанию вечной истины, красоты и блага. Для многих из благороднейших учителей церкви, от Иустина–философа до Неандера–историка, Платон был учителем, приведшим их ко Христу.

Богословие и философию Иустина со знанием дела обсуждает Маран, а в недавнее время Мелер и Фреппель — в римско–католических интересах и в пользу его полной ортодоксии. Среди протестантов в этой ортодоксии первыми усомнились авторы «Магдебургских центурий», судившие о нем с лютеранской точки зрения.

Современные протестантские историки рассматривали его в основном с точки зрения конфликта между «иудейским» и «языческим» христианством. Креднер первым попытался доказать, проведя тщательное исследование (1882), что Иустин был обращенным иудеем евионитского типа, а платоническое учение о Логосе было лишь дополнением к его основному учению. За ним последовали тюбингенские критики Швеглер (1846), Целлер, Гильгенфельд и сам Баур (1853). Баур, однако, был сторонником более умеренной теории, чем Креднер; он помещает Иустина скорее между «иудейским» и «языческим» христианством, называя его сторонником Павла по факту, но не по имени {«er ist der Sache nach Pauliner, aber dem Namen nach will er es nicht sein»). Это маловразумительное суждение показывает, насколько неудовлетворительно тюбингенское представление о католическом христианстве как последствии слияния и компромисса между евионизмом и идеями Павла.

Ритчль (во втором издании Entstehung der alt katholische η Kirche, 1857) отходит от этой схемы и представляет древний католицизм как развитие «языческого» христианства, а Иустина — как образец «katholisch werdende Heidenchristenthum», на которого оказали влияния идеи Павла, но который не был способен воспринять их во всей полноте и глубине, поэтому отошел от свободного взгляда и впал в новую разновидность легализма. Ритчль называет это «herabgekommener » или « abgeschwächter Paulinismus». Энгельгардт идет на шаг дальше и объясняет этот отход от позиций Павла влияниями эллинистического язычества и платонических и стоических способов мышления. Он говорит (р. 485): «Иустин был одновременно христианином и язычником. Мы должны признать его христианство и его язычество, чтобы понять его». Гарнак (в отзыве на труд Энгельгардта, 1878) соглашается с ним и уделяет даже еще большее внимание языческому элементу. Против этого справедливо протестует Штахелин (1880), отстаивая истинно христианский характер взглядов Иустина.

Среди французских авторов недавнего времени Обэ представляет богословие Иустина поверхностно, как всего лишь популяризацию языческой философии. Ренан (р. 389) называет его философию «une sorte d'éclectisme fondé sur un rationalisme mystic» [1402] . Фреппель возвращается к взглядам Марана, стараясь представить философа и мученика II века ватиканским католиком XIX века.