Том Райт - Настоящее христианство

Или же, наконец, мы можем сказать и так: подобные сны или смутная память об отзвуке голоса объясняются тем, что к нам, к нашему внутреннему слуху действительно обращается кто–то, кто сильно заботится о нашем мире и о нас самих. Этот «кто–то» создал нас и намерен — что неразрывно связано с темой справедливости — исправить этот мир и исправить нас самих , чтобы, наконец, спасти этот мир.

Три великие религиозные традиции выбрали последний ответ, и это не должно нас удивлять, потому что они находятся между собой в родстве, они вроде двоюродных братьев. Иудаизм утверждает, что Бог создал наш мир и вложил в нас стремление к справедливости, потому что сам Бог ее желает. Христианство говорит о том, что этот самый Бог драматическим образом обыграл это стремление к правде (и в самом деле, драматические мистерии разного рода, в которых вспоминались Страсти Иисуса, — это характерная черта христианства): в жизни и служении Иисуса из Назарета. Ислам, опираясь на некоторые иудейские и христианские истории и идеи, создал свою версию откровения Божьей воли через Коран: если люди будут слушаться этой воли, мир исправится. Три эти традиции во многом расходятся, но они единодушны в этом вопросе, в отличие от многих других философских систем и религий: мы думаем о том, что слышим этот голос, потому что мы и в самом деле его слышим. Это не сон. Мы можем яснее услышать этот голос, и тогда он начнет действовать через нас. В реальной жизни. В нашей реальной жизни.

В этой книге я намерен описать и представить одну из трех упомянутых религиозных традиций — христианство. Это прямо касается реальной жизни, потому что, согласно представлениям христиан, в Иисусе из Назарета этот голос, который мы слышали, стал человеком, который жил и умер как один из нас. Это прямо касается вопроса о справедливости, потому что христиане не только унаследовали стремление к справедливости от иудаизма, но также верят в то, что Иисус воплощает в себе это стремление и что его дела и его жизнь были реализацией замысла Бога о спасении и исправлении нашего мира. И потому это прямо касается нас самих, всех нас, поскольку мы — непосредственные участники этой драмы. Как мы могли видеть, стремление к справедливости или хотя бы ощущение, что в мире необходимо навести порядок, присуще человеку и неразрывно связано с его жизнью в мире.

Можно подойти к нашему вопросу и еще одним путем. Древние греки пересказывали историю о двух философах. Первый из них, проснувшись, выходил утром из дома и здесь же начинал смеяться. Мир казался ему настолько смешным, что он просто не мог удержаться от хохота. Второй, выйдя из дому поутру, начинал плакать. Он видел столько трагедий и бедствий в мире, что не мог удержаться от слез. В каком–то смысле оба они правы. И комедия, и трагедия говорят о том, что в мире не все в порядке. Для первого философа вещи лежат не на своих местах, и потому мир забавен; для второго мир кажется не таким, каким он должен быть, и это причиняет бедствия людям. Смех и слезы — это признак человека. Нам иногда может показаться, что крокодилы плачут, но они не чувствуют печали. Компьютерная программа может выдавать веселые шутки, но сам компьютер никогда не поймет, что там смешного.

Когда первые христиане рассказывали историю Иисуса, — а они это делали по–разному, в зависимости от цели, — они ни разу не упомянули , что он смеялся, и только один раз в их рассказах Иисус проливал слезы. Тем не менее эти истории постоянно указывали — и справедливо — на смех и слезы.

Он все время ходил на праздники, где было много еды и вина и люди предавались веселью. Он пользовался гротескными преувеличениями, чтобы объяснить свою мысль: гляди–ка, говорил он, что ты пытаешься сделать — вытащить соринку из глаза твоего друга, хотя у тебя самого в глазу бревно! Он давал своим последователям, особенно самым близким, забавные клички («Петр» означает «Камень», Иакова с Иоанном он назвал «сыновьями грома»). Куда бы он ни пришел, людей охватывало волнение, потому что они верили, что Бог уже начал действовать, что уже разворачивается новая спасательная операция, что мир будет исправлен. Людей охватывало такое же настроение, которое бывает у старых друзей, встретившихся, чтобы вместе провести выходные. Они должны были много смеяться. Наступают добрые времена, начинается праздник.

Но одновременно, куда бы Иисус ни приходил, он встречал множество людей, у которых в жизни царил ужасающий беспорядок. Больные, грустящие, сомневающиеся, отчаявшиеся, прячущие свою неуверенность под маской наглости и хвастовства, использующие религию как путь бегства от суровой реальности. И хотя Иисус исцелял кого–то из них, он не был похож на чародея с волшебной палочкой. Он разделял их боль. Он глубоко печалился, глядя на прокаженного и думая обо всем том, что пришлось этому человеку испытать. Он плакал над могилой близкого друга. А когда его жизнь подходила к концу, он сам был охвачен смертельной мукой — сначала мукой души, а потом и тела.

И нельзя сказать, что Иисус смеялся над миром или плакал над ужасом мира. Вместо этого он праздновал вместе с новым миром, который только что начал рождаться, с миром, в котором все доброе и прекрасное должно восторжествовать над злом и уродством. И он скорбел вместе с реальным миром, с трагичным миром жестокости и несправедливости, что прекрасно знали все люди, с которыми он встречался.

Еще две тысячи лет назад, с самого начала, последователи Иисуса понимали, что он взял на себя слезы мира, эти слезы стали его слезами и привели его к жестокой и несправедливой казни на кресте, с помощью которого он намеревался осуществить замысел Бога об избавлении, и что он разделил радость мира и дал ему новое рождение, когда восстал из мертвых и тем самым принес в мир новое Божье творение. Это необычайно важная мысль, и я даже не буду делать попыток ее разъяснить до тех пор, пока мы не перейдем ко второй части книги. Здесь же я хочу лишь подчеркнуть, что христианская вера вобрала в себя стремление к справедливости, знакомое каждому человеку, желание увидеть мир, в котором совершилось исправление. И христианство утверждает, что в лице Иисуса сам Бог осуществил свое стремление к справедливости и совершил нечто такое, что в итоге осушит каждую слезу и наполнит мир справедливостью и радостью.

Я представляю, что кто–то может мне здесь возразить: «И что же такого совершили последователи Иисуса? Похоже, не слишком много. Вспомним крестовые походы. Вспомним испанскую инквизицию. Разве церковь сама не увеличивала несправедливость в мире? А сегодня верующие взрывают клиники, где делают аборты. А фундаменталисты, ожидающие скорого конца света, говорят, что сегодня нет никакого смысла беспокоиться о катастрофах на нашей планете. Не кажется ли вам, что христиане скорее были частью проблемы, чем ее решения?»