Андрей Кураев - НАСЛЕДИЕ ХРИСТА. ЧТО НЕ ВОШЛО В ЕВАНГЕЛИЕ

Я помню свое Крещение (в 19-летнем возрасте). Более благодатного и счастливого дня в моей жизни не было. Я помню радость некоторых своих исповедей и Литургий… Да что я — возьмите дневник отца Иоанна Кронштадтского "Моя жизнь во Христе". И станет понятным, что протестантам не следует свой опыт "театрализованных постановок" считать общехристианским.

Православная Литургия нерукотворна. "Твоя от Твоих Тебе приносяще" — эти ее слова взяты из молитвы Соломона при освящении Храма. Соломон в основание храма клал необработанные камни (ибо Церковь не может стоять на человеческом основании). И в Литургии "Дары, предстоящие нам, не дело человеческих рук. Тот, Кто создал их на Вечери, Сам действует в них. Один и Тот же есть освящающий и пресуществляющий их" (св. Иоанн Златоуст, 82-я Беседа на Евангелие от Матфея, 5).

У нас — лит-ургия, а не антропо-ургия. Совместное служение с Богом, а не одинокое служение людей, вспоминающих евангельские страницы. Человек приносит от себя свою благодарную память и свое желание соединиться со Христом. Со своей стороны здесь и сейчас Спаситель приносит тот самый дар, которым Он впервые напитал апостолов. "И теперь опять мы приносим ту же Жертву, которая была принесена на Голгофе, и которая никогда не перестает совершаться" (св. Иоанн Златоуст, 17-я Беседа на Послание к Евреям, 3). Но на Голгофе Христос Сам принес Себя. И если в наших храмах та же Жертва — значит, мы лишь поддерживаем нашими руками ту Чашу, которую пред Престолом Божиим поставляет Сам Христос.

То Царство, в котором свершает себя Литургия, — это "Царство Отца и Сына и Святаго Духа" (именно с этих слов начинается Православная Литургия). У входа в это Царство, в самом начале Литургии, когда закончилась проскомидия, когда собраны и приготовлены те земные дары, что принесли с собою в храм люди, диакон тихо говорит священнику: "Время сотворити Господеви"… Время, когда творит Бог… Мы входим в нерукотворную Реальность. [47] Вот переживание этой Реальности Литургии православным священником (уже в лагере вспоминавшем о минутах, проведенных перед Престолом): "Возврат к алтарю кажется теперь не только неосуществимым, но просто запредельным. "Несмь достоин", — вот главное сознание священника. И кажется, подобно Давиду, не посмел бы теперь даже прикоснуться к святыне, а только издали целовал бы землю, откуда открывается страна святыни… Господи! Так тоскует душа о Литургии" (свящ. Анатолий Жураковский. Материалы к житию. Париж, 1984. С. 127, 150).

Баптисты, отведя "хлебопреломлению" место изредка совершаемого символического обряда, по своей важности бесконечно уступающего проповеди, не приблизились к древнехристианскому образу жизни, а удалились от него. В древней Церкви, как известно, считалось необходимым ежедневно приобщаться Святым Дарам. Нынешняя православная практика тоже далека от первоначальной, но по крайней мере в своем богословии и богослужении Церковь не перестает видеть в проповеди не более чем приглашение к Трапезе Господней, а участвовать в этой Трапезе предлагает как можно чаше. Протестанты же и в богословии своем утратили евхаристическое измерение духовной и церковной жизни.

Разница евхаристического опыта сказывается и в том, что для протестанта "хлебопреломление — особое служение, в нем много печали: это последняя вечеря Спасителя. Там и пение соответствующее, и тематика проповеди подстать" [48] Там же. С. 189 . Для православного же христианина Литургия — это время радости, малая Пасха. Не случайно в песнопениях нашей Литургии нет ни одного покаянного или скорбного песнопения: только радость. Мы не остаемся скованы воспоминаниями о кануне Страстной Пятницы, но ощущаем радость Причастия Телу Воскресшего Спасителя. И каждый раз после Причастия священнослужитель читает пасхальные молитвы: "Воскресение Христово видевше…" [49] С радостью могу заметить, что в серьезной протестантской литературе уже начинают понимать эту особенность православия и вполне позитивно реагировать на нее. Вот, например, протестантский текст, носящий следы знакомства с православием вследствие экуменических собеседований: "В Восточных Церквах именно Воскресение Христа рассматривается как спасительное Божье дело раr ехсеllenсе. На Мельбурнской конференции (1980 г.) IV секция первоначально получила название "Распятый Христос бросает вызов человеческой власти и силе". Однако православные участники подвергли такую формулировку критике. В результате тема была переформулирована и стала звучать так: "Христос — Распятый и Воскресший — бросает вызов человеческой силе и власти". Вмешательство православных участников было вполне уместным. Смерть Иисуса Христа на Кресте не имеет смысла без Воскресения. Самым распространенным выражением миссионерского послания, которое несла ранняя Церковь, было свидетельствование о Воскресении Христа. Это было послание радости, надежды и победы, первый плод окончательной победы Божией над врагом. И в этой радости и победе верующие уже могли участвовать. Это, среди прочего, Восточная Церковь выражает в своем учении о теосисе, обожении, это — начало "жизни в нетлении" (св. Климент Римский). В Воскресении Христа силы будущего стремительно врываются в настоящее и преображают его, даже если все вокруг кажется неизменившимся. Церковь призвана жить жизнью Воскресения здесь и сейчас" (Бош Д. Преобразования миссионерства. СПб., 1997. С. 575) .

Интересно также заметить, что Литургия чрезвычайно устойчиво называется в патриотических книгах "таинством будущего века". Протестантский подход, видящий в "преломлении хлебов" лишь "воспоминание", простые поминки — замыкает нашу веру в прошлом. Православный традиционализм — прорывается в будущее. На Православной Литургии священник вспоминает не только "крест, гроб" и "тридневное воскресение", но и "второе и славное паки пришествие". Поистине, это — "воспоминание о будущем". Возможно же оно именно потому, что Литургия приобщает ко вневременной Вечности. Литургия — наша надежда, а не только наше "соболезнование". Православная Литургия обращает нас ко Христу Второго Пришествия [50] Запрестольный образ, то есть та икона, которая стоит за Престолом. и, глядя на которую, священник и совершает Литургию — это икона "Спас в силах", то есть икона Второго Пришествия Христа. , к славному торжеству Воскресения. Такое "хлебопреломление" живет прошлым и скорбит о распятом Христе, как будто не было Воскресения…

А если Причастие только символ — как объяснить поведение абилитинских мучеников? В гонение Диоклетиана в Абилитине (город в Африке) была замучена группа христиан. На суде они показали, что знали о слежке за ними имперских сыщиков. Они знали, что в случае своего собрания они будут обнаружены и казнены. Но из-за долгого отсутствия епископа они так истосковались по Евхаристии, что решились больше не прятаться, вызвали пресвитера, который и совершил им Евхаристию. За это они заплатили жизнью [51] Успенский Н. Анафора // БТ. М„1975. № 13. С. 69 . Неужели за воспоминание они так заплатили?! Неужели лишь по проповеди они так соскучились? — Или по Самому Христу? По действительному Таинству?