Николай Лосский - Условия абсолютного добра

Доброта — одно из основных свойств русского народа; поэтому даже и бесчеловечный режим Советской власти не искоренил ее. Об этом свидетельствуют иностранцы, наблюдавшие жизнь в СССР. Австрийский немец Отто Бергер, бывший в России в плену в 1944–1949 гг., написал книгу «Народ, разучившийся улыбаться». Он говорит, что, живя вблизи Можайска, пленные поняли, «какой особый народ русский. Все рабочие, а особенно женщины, относились к нам как к несчастным, нуждающимся в помощи и покровительстве. Иногда женщины забирали нашу одежду, наше белье и возвращали все это выглаженным, выстиранным, починенным. Самое удивительное было в том, что сами русские жили в чудовищной нужде, которая должна была бы убивать в них желание помогать нам, их вчерашним врагам»**.

Доброта русского человека свободна от сентиментальности, т. е. от наслаждения своим чувством, и от фарисеизма: она есть непосредственное приятие чужого бытия в свою душу И защита его, как самого себя. Л. Толстой в «Анне КаренИной» превосходно изобразил характер князя Щербацкого, непосредственно доброго человека, и его насмешливое отношение к пиетизму мадам Шталь. Дочь его, Кити, говорит Вареньке, воспитаннице госпожи Шталь: «Я не могу иначе жить, как по сердцу, а вы живете по правилам. Я вас полюбила просто, а вы, верно, только затем, чтобы спасти меня, научить меня!» (Ч. II. Гл. 34 и 35). «Жизнь по сердцу» создает открытость души русского человека и легкость общения с людьми, простоту общения, без условностей, — без внешней привитой вежливости, но с теми достоинствами вежливости, которые вытекают из чуткой естественной деликатности. «Жизнь по сердцу», а не по правилам выражается в индивидуальном отношении к

________________

*Pares В. Dav bv dav with the Russian Army/London, 1915. P. 99; Sir Mackenzie Wallace Donald . Russia, 1912. P. 113; Sir Knox Alfred. With the Russiаn Army, 1914–1917. Т. 1. P. 34.

** Цитирую из журнала «Возрождение» (1949. № 6. С. 168).

292

личности всякого другого человека. Отсюда 'в русской философии вытекает интерес к конкретной этике в противовес к законнической этике. Примером может служить «Оправдание добра» Вл. Соловьева, книга Вышеславцева «Этика Фихте», Бердяева «Назначение человека», Н. Лосского «Условия абсолютного добра».

У русских и у всех славян высоко развито ценностное отношение не только к людям, но и ко всем предметам вообще. Это выражается в славянских языках в обилии уменьшительных, увеличительных, уничижительных имен. Уменьшительные имена, выражающие чувство нежности, особенно распространены и разнообразны. Велико богатство их для личных имен: Иван Ваня, Ванечка, Ванюша; Мария Маня, Маша, Манечка, Машенька, Машутка. Многие не личные имена могут приобретать форму ласкательную, уменьшительную, увеличительную, уничижительную, например дом домик, домище, домина, домишко. Уменьшительно–ласкательные имена могут быть образованы весьма различными способами, например головка, головушка, камешек, кораблик, кружок, чемоданчик, волосок, волосочек. Не только от существительных, и от других частей речи существуют ласкательно–уменьшительные формы, например прилагательные Хиленький, рад–радешенек, наречия рядышком, прямехонько.

У положительных качеств бывает нередко и отрицательная сторона. Доброта русского человека побуждает его иногда лгать вследствие нежелания обидеть собеседника, вследствие желания мира, добрых отношений с. людьми во что бы то ни стало. Русские крестьяне лгут иногда из любезности, говорит Легра, ссылаясь на наблюдения Г. Нормана *. Надо заметить еще, что источником лжи русского человека может быть слишком большая живость воображения, о которой будет сказано в главе «Даровитость русского народа». О русском вранье Достоевский написал целую статью, очень насмешливую: «У нас, — говорит он, — в огромном большинстве лгут из гостеприимства. Хочется произвесть эстетическое впечатление в слушателе, доставить удовольствие, ну и лгут, даже, так сказать, жертвуя собою» (Дневник писателя. 1873. Нечто о вранье).

2. РУССКАЯ ЖЕНЩИНА

Высокие достоинства русской женщины общепризнаны не только русскими, но и иностранцами. Возьмем несколько примеров, с разных сторон обрисовывающих русскую женщину. Замечательной личностью была в XVII веке боярыня Морозова, присоединившаяся к старообрядческому расколу под влиянием протопопа Аввакума. Морозова вовсе не была представительницей только обрядоверия и внешнего благочестия. Она известна своей жизнью во Христе. Презрительно относясь к своему привилегированному положению богатой и знатной боярыни, она ухаживала

_________________

Legras S. L'ame russe. P. 163.

293

за больными, исполняла для них самую грязную работу, щедро раздавала милостыню, свой богатый дом она наполнила нищими, странниками. Все попытки отклонить ее от старообрядчества угрозами и наградами не имели успеха. Вместе со своей сестрой княгиней Урусовой она провела много лет до своей смерти в подземной темнице в столь тяжелых условиях, что чтение о них производит глубоко удручающее впечатление. Историк и беллетрист Мордовцев живо изобразил жизнь Морозовой в романе «Великий раскол». В романе этом действительность обрисована правдиво, как это видно из соответствующего рассказа С. М. Соловьева в его «Истории России» (Т. XIII. Гл. 1). Большую силу духа проявила и жена протопопа Аввакума, переносившая вместе с ним тяжелые бедствия его жизни и в Европейской России, и в Сибири.

В XVIII веке заслуживает внимания княгиня Наталия Борисовна Долгорукая (1714–1771), урожденная графиня Шереметева. Она была обручена с князем Иваном Долгоруким. При Анне Иоанновне князь Долгорукий впал в немилость. Несмотря на уговоры родных и знакомых, Наталия Борисовна осталась верна своему жениху, вышла за него замуж и последовала за ним в ссылку в Сибирь. Из Сибири князь Иван был перевезен в Новгород и там жестоко казнен. Жена его Наталия Борисовна приняла тогда в Киеве монашество. В своих записках она так описала свою судьбу. «Войдите в рассуждение, какое это мне утешение и честна ли эта совесть, когда он был велик, так я с радостью за него шла, а когда он стал несчастен, отказать ему? Я такому бессовестному совету согласиться не могла; а так положила свое намерение, когда, сердце отдав, жить или умереть вместе, и другому уже нет участия в моей любви. Я не имею такой привычки, чтобы сегодня любить одного, а завтра другого; в нынешний век такова любовь, а я доказала свету, что я в любви верна. Во всех злополучиях я была своему мужу товарищ; и теперь скажу самую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чего я за него пошла и не дала в том безумия Богу»* (стих из книги Иова). Жен декабристов, которые последовали в Сибирь за своими мужьями, приговоренными к каторжным работам, воспел Некрасов в стихотворении «Русские женщины».