Джон Пайпер - Величие Бога в проповеди

Для себя я вывел пять принципов, которым стараюсь следовать в процессе подготовки к проповеди. Мне они необходимы для того, чтобы будущая проповедь была сказана не моей, а Божьей силой.

Представьте меня сидящим на стуле у кафедры моей Вифлеемской баптисткой церкви. Воскресное утро. Время — 10 часов 15 минут. Перестают звучать последние аккорды гимна, один из моих ассистентов выходит и зачитывает отрывок из Писания, по которому будет проповедь. Пока он еще продолжает читать, я склоняю голову пред Господом для того, чтобы перед этим святым моментом — проповедью — мысленно повторить свои пять принципов.

1. Я смиряюсь перед Господом, признавая свою полную беспомощность, и еще раз осознаю истинность Ин. 15:5:

Я есмь Лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего.

Я признаю, что без Него мое сердце перестанет биться, глаза перестанут видеть, память предаст меня. Без Него я не смогу сосредоточиться только на Нем. Без Него я начну сомневаться в Его существовании. Я не смогу дарить людям любовь, испытывать святой страх перед истиной, которую предстоит возвещать через проповедь. Без Него мои слова уйдут в пустоту и не будут услышаны, ибо кто, как не Он один, может воскресить разум слушателей? Что я могу без Тебя, Бог мой?

2. Поэтому я молю Его о помощи. Я взываю, чтобы Он даровал мне понимание, силу, смирение, любовь, память, свободный дух. Все это так нужно для проповеди, дабы воздать Ему славу, подарить Божьему народу радость, возбудить единство избранных Божьих. Я вспоминаю Его слова: «Призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня» (Пс. 49:15).

И я с радостью принимаю Его приглашение. Я, конечно же, молю Его не об избавлении. Я готовлюсь к каждой проповеди практически в постоянной молитве о помощи. Я поднимаюсь в воскресенье за три с половиной часа до начала церковной службы и про-вожу два часа в молитве. И все это время я ищу поддержки и помощи в Слове, чтобы Его обетования стали опорой для следующего шага.

3. Я доверяюсь Ему. Доверяясь Ему, я не просто надеюсь на Божью милость и благость, но и на Его конкретные обещания, данные Им, которые я могу применить в данный час. Я полагаю, что упование на такие слова Бога, обращенные ко мне, становится мечом, побеждающим нападки сатаны во время проповеди. Недавно меня укрепили слова Пс. 39:18:

Я же беден и нищ, но Господь печется о мне. Ты — помощь моя и избавитель мой; Боже мой! не замедли.

Я запоминаю стих ранним утром, повторяю его про себя в момент перед проповедью, верю ему и защищаюсь им от сатаны.

4. Я проповедую с уверенностью, что ни одно Его слово не останется тщетным. Я могу засвидетельствовать, что несмотря на то, что Господь медлит с явлением всех благословений (которые я так хочу увидеть), Он не раз являл Свою славу мне и Своему народу в радостном смирении пред Ним. И поэтому я предпринимаю последний шаг…

5. Я благодарю Господа. В конце проповеди я воздаю Ему благодарность за то, что он укрепил меня на проповедь истины Его Слова, цены, заплаченной на кресте, на провозглашение в силе Духа (хоть в какой-то степени) во славу Его имени.

Почти два с половиной века назад служение замечательного богослова, Божьего человека и великого проповедника зажгло сердца тысяч верующих. Имя этого человека — Джонатан Эдвардс. Оценивая талант Эдвардса, многие могут сказать, что за всю историю церкви другого такого богослова не было (хотя первое место всегда будет оставаться пустым). Эдвардс, конечно, не был идеальным человеком, но сколько уроков о нелегком труде проповедника мы можем по-черпнуть из его жизни!

Будучи еще очень молодым, он обнаруживал глубокую убежденность и напористость во всем, что бы ни делал. Однажды он написал в своем дневнике: «Решено, буду жить всеми силами, покуда жив». Его про-поведи от начала и до конца были воплощением строгости и серьезности: 1200 проповедей — и ни одной шутки.

Во время проповеди в день его рукоположения, в 1744 году, он произнес следующие слова: «Если служитель церкви светит без тепла, развлекает слушателей заученными, безвкусными речами, из-за отсутствия святости в которых нет и намека на огонь духа, рвения о Господе и благосостоянии душ, то он просто доставляет удовольствие ушам прихожан, заполняя их головы пустой болтовней, которая не может ни сердце согреть, ни душу спасти» [19] Jonathan Edwards, “The True Excellency of a Gospel Minister”, Banner , 2:958. .

Эдвардс был более чем убежден в реальности славы небес и ужаса ада, что и сделало его проповеди и все служение таким искренним. Он подвергался серьезной критике за активное участие в движении духовного Возрождения. Чарлз Чанси, священник из Бостона, обвинял Эдвардса и других за то, что они возбуждают слишком много чувств своим до ужаса серьезным отношением к спасению души. На что Эдвардс ответил:

Если вы, будучи отцом, увидели бы свое дитя в доме, охваченном пламенем, если бы ему угрожала опасность сгореть заживо и если бы дитя отказалось покинуть горящее здание, не осознавая при этом всей опасности положения, то стали бы вы — сказав раз, сказав два — безразличным тоном продолжать предлагать ему спастись? Разве вы не стали бы кричать, от всего сердца уговаривать, объяснять всю опасность его положения, риск погибнуть в любую минуту — и делать это всеми возможными способами? Если бы вы говорили безразличным тоном, со скучающим видом, будто обсуждаете обыденные, ничего не значащие вопросы, то не подумали бы о вас, что вы не в своем уме?

Если же мы, кому поручено заботиться о душах, знаем, что есть ад, что есть проклятие, осознаем ужас положения наших слушателей, понимаем, что им грозит страшная опасность, которую они не видят, то разве это не моральное преступление — умолчать об этом, не объяснить тяжесть их несчастного положения, не предложить им бежать от этого, не кричать об этом? [20] Jonathan Edwards, The Great Awakening , ed. C. Goen, The Works of Jonathan Edwards (New Haven: Yale University Press, 1972), 4:272.

По свидетельству современников Эдвардса, его проповеди производили неизгладимое впечатление на верующих церкви в Нортгемптоне. Он, конечно, не обладал такими же ораторскими способностями, как Джордж Уайтфилд. В те дни пробуждения от духовного сна Эдвардс всегда лишь зачитывал рукописный текст проповеди, сопровождая чтение немногочисленными, суховатыми жестами.

В чем же тогда заключалась сила его проповедей? Серино Дуайт, автор мемуаров об Эдвардсе, утверждал, что успех его проповеди отчасти являлся результатом «всепроницающего праздничного настроя ума — во всем, что бы ни делал Эдвардс, в его книгах и даже в его манерах можно было видеть торжественность, которую он ощущал, находясь в присутствии Бога. Это торжественное ощущение отражалось буквально во всем: в том, как он готовился к проповеди, как вел себя во время служения. Такое настроение захватывало слушателей сразу и бесповоротно» [21] Dwight, Memoirs, in Banner , I: clxxxix. . Дуайту довелось однажды спросить одного из слушателей Эдвардса, был ли тот красноречивым проповедником. И вот что он услышал в ответ: