Джеймс Данн - Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства

(D) (Вариация предыдущей гипотезы.) Иисус называл себя bar ' e nāšā, но в сознательно двусмысленном ключе ("некто") . Среди ученых нет единодушия относительно того, имеются ли параллели к этому словоупотреблению в Палестине времен Иисуса [134] См., с одной стороны, G. Vermes in M. Black, An Aramaic Approach to the Gospels and Acts, Oxford University Press 3 1967, pp. 310–330; также G. Vermes, Jesus the Jew, Collins 1973, pp. 163–168, 188–191; Casey (выше прим. 11). С другой стороны, J. A. Fitzmyer, рецензия на Блэка в CBQ, 30, 1968, pp. 424–428; также 'Methodology in the Study of the Aramaic Substratum of Jesus' Sayings in the New Testament,' in J. Dupont, Jésus aux origines de la christologie, Gembloux 1975, pp. 92–94. . Как бы то ни было, лучшее свидетельство в пользу того, что Иисус называл себя bar ' e nāšā, содержится в самой синоптической традиции: так лучше объясняются вышеназванные тексты (начало (С)); нынешние разные формы некоторых других текстов легче объяснить, постулировав общую оригинальную форму bar ' e nāsā (особенно Мк 3:28/Мф 12:31сл./Лк 12:10) [135] Cm. Dunn, Jesus, pp. 49–52. ; понятно, почему в параллельных версиях встречается то "Я", то "Сын Человеческий", — ибо фраза bar ' e nāšā может иметь оба смысла (особенно Мф 5:11/Лк 6:22; Мф 10:32/Лк 12:8; Мф 16:13/Мк 8:27).

Возникает, однако, следующая проблема. В какой момент высказывания о Сыне Человеческом попали под влияние Дан 7:13? Как мы уже отмечали, вряд ли первоначальный апокалиптический образ Сына Человеческого, опиравшийся на Дан 7:13, вобрал в себя глубоко неапокалиптический материал вроде Мф 8:20/Лк 9:58. Почти столь же проблематичен и другой расклад: будто Иисус использовал такую форму bar ' e nāšā, которая включала в себя одновременно идиому Пс 8:4 и метафорику Дан 7:13. Тем не менее из всех четырех гипотез меньше всего слабых сторон имеет именно та, что Иисус прибегал к двусмысленному выражению bar ' e nāšā, причем как минимум в некоторых слугчаях — с аллюзией на Дан 7:13 [136] Не навела ли именно многозначность фразы bar ' e nāšā на мысль об использовании Пс 110:1, где была связь не только с Пс 8 (Мк 12:36; 1 Кор 15:25–27; Еф 1:20–22 — отметим особенно Пс 8:6), но и с Дан 7:13 (Мк 14:62)? . Проблема в значительной мере снимается, если одновременно констатировать влияние Дан 7:13 на использование Иисусом фразы bar ' e nāšā, но при этом понимать, что Дан 7:13 не содержит титула, а говорит о некой человеческой фигуре, которая изображает/символизирует гонимых лоялистов маккавейских времен в их высшем оправдании небесным судом [137] Так С. F. D. Moule, 'Neglected Features in the Problem of "the Son of Man'", NTK, pp. 413^28; репринт в Essays in New Testament Interpretation, Cambridge University Press 1982, pp. 75–90. См. также M. D. Hooker, The Son of Man in Mark, SPCK 1967; W. G. Kümmel, The Theology of the New Testament, 1972, ET SCM Press 1974, pp. 76–90; B. Lindars, 'Re‑Enter the Apocalyptic Son of Man', NTS, 22, 1975–1976, pp. 52–72; J. Bowker, 'The Son of Man', JTS, 28, 1977, pp. 19–48; S. Kim, 'The "Son of Man"' as the Son of God, WUNT 30, Tübingen 1983; Caragounis, Son of Man. . Тогда возможно, что (некоторые) высказывания о страдающем Сыне Человеческом также восходят к двусмысленной формулировке Иисуса с bar ' e nāšā — несмотря на их отсутствие в Q [138] См. особенно Β. Lindars, Jesus Son of Man, SPCK 1983, ch. 4. Идея страдания и отвержения, видимо, присутствует в других высказываниях Q о Сыне Человеческом (Мф 8:20/Лк 9:58; Мф 10:32сл./Лк 12:8сл.; Лк 11:30/Мф 12:40; Лк 22:28–30/Мф 19:28). См. также Мф 10:38/Лк 14:27; Мф 23:37–39/Лк 13:34сл. .

Таким образом, роль первой общины в развитии преданий о Сыне Человеческом, очевидно, была следующей. Первохристиане унаследовали ряд высказываний о bar ' e nāšā, произнесенных Иисусом (почти?) всегда как указание на самого себя, причем некоторые (большинство? все?) из них содержали аллюзию на Дан 7:13 или находились под тем или иным ее влиянием, а потому содержали имплицитную христологию. В подавляющем большинстве случаев ранние общины устранили двусмысленность, превращая bar ' e nāšā либо в первое лицо единственного числа, либо в полновесный титул с прямой или косвенной отсылкой к Дан 7:13.

9.3. Подведем итоги. Убеждение, что Иисус есть Сын Человеческий, было частью веры первоначальной церкви. Однако у нас нет решающих свидетельств тому, что первохристиане прибегали к христологии Сына Человеческого как к способу подчеркнуть отличие своей веры от других или лучше понять собственную веру. Насколько можно судить, в данном отношении Церковь ограничилась разработкой традиции Иисусовых речений. За пределами этой традиции вера в Иисуса как Сына Человеческого не имела реальной жизни (единственное исключение составляет Деян 7:56). Христология Сына Человеческого не обеспечивала базу для разработки характерного богословия первых церквей. Если для ранних палестинских общин и было специфично какое‑либо исповедание, то им было "Иисус — Мессия". И хотя Иисуса признавали грядущим Сыном Человеческим, это упование было гораздо четче выражено в исповедании Иисуса Господом.

По–видимому, таково было одно из ключевых выражений веры в ранней иудейской миссии, причем утверждение "Иисус — Мессия" становилось решающим шагом веры для обращенных из иудеев. Об этом свидетельствуют Деян 2:31сл., 3:18, 5:42, 8:5, 9:22,17:3,18:5, 28. У нас нет оснований не верить Луке в данном случае, ибо перечисленные отрывки отражают (раннее) титулярное использование, а не (позднее) использование слова как имени собственного. В других новозаветных текстах (за пределами преданий об Иисусе, отраженных у синоптиков) "Христос" обычно употребляется в качестве имени собственного, одного из способов указать на Иисуса, а не исповедания Иисуса Христом (см. особенно Павла и Соборные послания; ср., однако, Рим 9:5 и 15:3). Впрочем, как ни странно, четвертое Евангелие доносит до нас первоначальное использование слова "Христос". Евангелие от Иоанна было написано в конце I в., но оно редко употребляет слово "Христос" как имя собственное (Иисус Христос); зато регулярно говорит о "Христе" с определенным артиклем (напр., 1:20; 3:28; 7:26, 41; 10:24), причем сохраняет даже еврейскую (или арамейскую) форму Messias (1:41; 4:25). Как мы уже видели (§ 6), по собственному признанию евангелиста, его цель — продемонстрировать, что "Иисус есть Христос, Сын Божий" (20:31). И в 11:27 Марфа становится образцом для полного христианского исповедания: "Верую, что ты Христос, Сын Божий" (ср. Креститель — 3:28).

10.1. История этого исповедания на протяжении I в. просматривается довольно четко. В своей основе оно восходит к жизни Иисуса. Решающее свидетельство — обстоятельства его смерти. Не умаляя серьезных исторических проблем, связанных с судом над Иисусом, трудно сомневаться, что Иисуса казнили как мессианского претендента — человека, который представлял националистическую угрозу политическим властям (Мк 15:26; Мф 27:37; Лк 23:38; Ин 19:19, — где "царь иудейский" — лишь обвинение в притязании на мессианство, перефразированное для римского наместника). Следы энтузиазма по поводу Иисуса как претендента на политическое мессианство заметны в эпизоде с насыщением пяти тысяч (Мк 6:30–45), особенно если сопоставить его с рассказом в Ин 6:1–15 (ср. Мк 6:45 и Ин 6:15), вероятно, независимым. Само исповедание, очевидно, также восходит к служению Иисуса (Мк 8:29); но если так, исповедание Петра скорее всего также мыслило мессианство в националистических и политических категориях.