Ричард Бокэм - Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей

Марк Эдварде полагает, что «Жизнь Плотина» «задумана как языческое евангелие, в герое которого, как в Христе Четвертого Евангелия, обитает божество» [386]. Иными словами, Порфирий, примерно в одно время с «Жизнью Плотина» написавший пятнадцать книг «Против христиан», сознательно изобразил Плотина как языческую альтернативу воплощенному богу христианства. Его Плотин — не просто богоподобный философ, но бог, обитавший во плоти среди людей, подобно Христу у Иоанна [387]. Христианство, с которым он борется, становилось все более серьезным противником для такой философии, в какую Порфирий (даже более, чем сам Плотин) старался превратить платонизм. Еще одна книга того же времени, написанная Соссианом Гиероклом, противопоставляла деяниям Иисуса Христа деяния Аполлония Тианского и вызвала ответ со стороны христианского богослова и историка Евсевия Кесарийского [388]. Товарищ Порфирия по философским занятиям Амелий восторженно отзывался о прологе к Евангелию от Иоанна, видимо, давая ему неоплатоническую интерпретацию (Евсевий, Praeparatio Evangelica, 11.19.1; Августин, Civitas Dei 10.29). Порфирий вряд ли был с ним согласен — однако не мог не знать Евангелия; к тому же он писал в то время, когда «стало как никогда модно подавать жизнеописания мыслителей в апологетических или полемических тонах» [389].

Вполне возможно, что указанные нами параллели между «Жизнью Плотина» и Евангелиями введены Порфирием сознательно [390]. Верно ли, что свое inclusio очевидца он также ввел по образцу Евангелий? Мы не можем быть в этом уверены: однако, если это так — это подтверждает наше мнение, что Порфирий заметил эту черту Евангелий. А последнее более вероятно, если этот литературный прием часто использовался при составлении биографий и был ему известен.

Ученые часто высказывают мнение, что авторы Евангелий не могли придавать большое значение свидетельствам очевидцев, поскольку не указывают имена очевидцев в связи с теми или иными преданиями. В предыдущих главах мы показали, что присутствие в евангельских рассказах некоторых личных имен указывает на очевидцев, имена которых предание связывало с той или иной историей. Кроме того, мы привели аргументы в пользу того, что список двенадцати апостолов, тщательно сохраненный и воспроизведенный во всех синоптических Евангелиях, представляет собой перечисление официальной «коллегии» очевидцев, формирующей и распространяющей основной корпус евангельских преданий, из которого и взята большая часть содержания Евангелий.

В этой главе мы показали, что три из четырех Евангелий — от Марка, от Луки и от Иоанна — используют историографический принцип, согласно которому, наиболее авторитетным очевидцем является тот, кто присутствовал при описываемых событиях с начала и до конца и, следовательно, может поручиться за достоверность как общей последовательности событий, так и ключевых моментов. Этот принцип объясняет особое значение Двенадцати, а также других учеников, бывших с Иисусом на протяжении большей части его служения. В соответствии с этим, в этих трех Евангелиях используется литературный прием, названный нами «inclusio свидетельства очевидца». Такой же прием встречается в двух позднейших греческих жизнеописаниях, у Лукиана и Порфирия, что придает дополнительный вес идентификации inclusio очевидца в трех Евангелиях. Эти два произведения, хотя и более поздние, чем

Евангелия, свидетельствуют, однако, о том, что этот литературный прием входил в традицию греческих биографий, большая часть которых, более или менее современная Евангелиям, не дошла до наших дней. Однако, какое бы значение не имели эти неевангельские свидетельства, данных в самих Евангелиях достаточно для того, чтобы говорить о сознательном использовании евангелистами этого приема. Особенно важно в идентификации inclusio очевидца у евангелистов то, каким образом Лука и Иоанн сохраняют inclusio, введенное Марком, однако приспосабливают его к своим собственным повествованиям и целям.

Использование этого приема у Марка подчеркивает роль Петра как наиболее компетентного источника–очевидца евангельской традиции. И Лука, и Иоанн признают роль Петра, используя тот же прием аналогично Марку. Лука признает, что использовал Евангелие от Марка — построенное в основном на свидетельствах Петра — как композиционно, так и заимствуя оттуда содержание. В прологе к Евангелию Лука ссылается на людей, бывших очевидцами событий «с начала». К ним, безусловно, относится Петр, поскольку Лука считает Евангелие от Марка основанном на свидетельствах Петра. Возможно, важными свидетельницами для Луки были и женщины–ученицы: на это указывает их собственное inclusio, менее вместительное, чем inclusio Петра, однако охватывающее значительный отрезок повествования (от галилейского служения до пустой гробницы). Иоанн использует inclusio Петра намного более тонко. Создав inclusio Любимого Ученика, которое, хоть и совсем ненамного, «перекрывает» inclusio Петра, Иоанн признает особую важность свидетельства Петра, запечатленного в Евангелии от Марка, из которого его читатели почерпнули свои основные знания об Иисусе — однако утверждает, что свидетельство Любимого Ученика, запечатленное в его собственном Евангелии, в некоторых отношениях его превосходит.

Таким образом, несмотря на первое впечатление, которым довольствуется большинство исследователей–новозаветников, в Евангелиях используются литературные приемы, указывающие на очевидцев–источников информации. На вопрос о том, почему источники не указаны более открытым и очевидным образом, можно ответить, что древние читатели и слушатели этих книг, в отличие от ученых XX–XXI веков, ожидали, что у этих повествований будут источники–очевидцы, интересовались личностями этих очевидцев и потому были более внимательны к евангельским указаниям на них.

Звездочкой (*) отмечены случаи, когда автор прямо указывает на поименованного персонажа как на источник информации.