Мигель Унамуно - О трагическом чувстве жизни

Но дело в том, что хотя как Спиноза, так и Ницше, конечно же, были, каждый по-своему, рационалистами, они, тем не менее, не были духовными евнухами; у них были и сердце, и чувство, а главное - голод, безумный голод по вечности, по бессмертию. Телесный евнух не чувствует потребности воспроизвести себя телесно, по плоти, точно также и евнух духовный не чувствует голода по бессмертию.

Действительно, есть люди, уверенные в том, что им достаточно одного только разума, и они советуют нам отказаться от желания проникнуть в непостижимое. Но как понимать тех, кто утверждает, будто стимулы к жизни и мотивы для творчества можно найти и без какой бы то ни было веры в вечную жизнь личности? Точно также какой-нибудь слепой от рождения может уверять нас, что не испытывает ни особого желания наслаждаться видимым миром, ни глубокого сожаления о том, что никогда не имел такого удовольствия, и этому надо верить, ибо невозможно желать того, что нам абсолютно неизвестно, как говорится, nihil volitum quin praecognitum , ничто не может стать предметом желания прежде, чем будет познано; но тот, кому хоть однажды в жизни - в юности или еще когда - довелось испытать веру в бессмертие души, не может заставить меня поверить в то, что он может без нее обойтись. В этом смысле едва ли возможно, чтобы такая врожденная слепота не была бы у нас лишь редким исключением. И человек, абсолютно и всецело рациональный, является не более, чем редким исключением.

Гораздо более искренни те, по словам которых, «об этом не стоит говорить, чтоб не терять время и не тратить силы понапрасну; будем поступать, как должно, и пусть будет, что будет»; но эта искренность таит в себе еще более глубокую неискренность. Разве сказав «об этом не стоит говорить», можно добиться того, чтобы человек об этом не думал? Мы будем понапрасну тратить силы? Ну и что? Мы будем неспособны к человеческой деятельности? Ну и что? Хорошенькое дело - сказать человеку, что у него смертельный недуг, который неминуемо сократит ему жизнь, и рассчитывать на то, чтоб, зная об этом, он об этом не думал!

Meglio oprando оbliаг, senza indagarlo,

questo enorme mister de l'universo!

«Уж лучше дело делая забыться, чем силиться проникнуть в тайну мирозданья! ", - написал Кардуччи {133} 133 Кардуччи (Carducci) Джозуэ (1835-1907) - итальянский гюэт и общественный деятель. Поэма «К Сатане» (1863) о победе разума над религией, «Ямбы и эподы» (1867-1879), «Варварские оды» (1877-1889), исследования по истории итальянской литературы. Лауреат нобелевской премии (1906). в своей Мареммской идиллии , тот самый Кардуччи, который в конце своей оды На горе Марио говорит, что земля, мать недолговечной души, должна воссылать хвалы и жалобы к солнцу:

когда смиренно Эквадор приемлет

уход дарящего тепло светила,

тогда земли той чахлые созданья,

рожденные для смерти, распрямляясь

среди безжизненных лесов и горных пиков

и лики бледны и недвижны взоры

к бездонной бездне неба обращая,

твердят: повремени, о солнце! {134} 134 hasta que bajo el Ecuador rendida, a las llamadas del color que huye, la ajada prole una mujer tan solo tenga у un bombre, que erguidos entre trozos de montafias, en muertos bosques, lividos, con ojos vitreos te vean sobre inmenso cielo, oh, sol ponerte! (Пер. Унамуно, опубликованный в его книге «Стихи»)

Но возможно ли заняться чем-либо надолго и всерьёз, позабыв о величайшей тайне мирозданья и не не пытаясь ее разгадать? Возможно ли глядеть на все с невозмутимою душой, как того требует лукрециево благочестие, зная, что однажды все это уже не будет отражаться в каком бы то ни было человеческом сознании?

В поэме Байрона Каин спрашивает Люцифера, князя интеллектуалов: «Вы счастливы?," и тот отвечает: «Мы всемогущи»; а Каин снова: «Вы счастливы?», и тогда великий Интеллектуал творит ему: «Нет! - сам ты счастлив?». И далее все тот же Сатана говорит Аде, сестре и жене Каина: «Знание и любовь не совместимы. Одно из двух вам предстоит избрать». И в той же замечательной поэме, когда Каин сказал, что древо познания добра и зла было обманом, ибо «мы ничего не знаем, а за обещанное им знание платим смертью», Люцифер возражает ему: «Быть может, смерть вас привела к знанию более высокому. То есть к ничто».

Во всех этих пассажах там, где в моем переводе стоит слово ciencia {135} 135 Ciencia - знание, наука (исп.). , лорд Байрон говорит Knowlelge , аналогичное по смыслу французскому science и немецкому Wissenschaft, которым многие противопоставляют wisdom - французское sagesse и немецкое Weischeit - мудрость. «Приходит знание, но мудрость отстает, и нет покоя страждущей душе, исполненной печали и тревоги»,

Knowledge comes, but wisdom lingers, and he bears 'a laden breast,

Full of sad experience, moving toward the stillness of his rest,

говорит еще один лорд, Теннисон, в своем Locksley Hall {136} 136 Locksley Наll - Запертый чертог (англ.). . Что же такое эта мудрость, которую следует искать главным образом у поэтов, оставив науку в стороне? Мы будем правы, если согласимся с Мэтью Арнолдом {137} 137 Арнолд ( Arnold ) Мэтью (1822-1888) - английский поэт утонченного и меланхолического стиля, а также один из виднейших литературоведов и критиков своего времени. Считал, что на смену пришедшей в упадок религии должна прийти поэзия. Человечество «обратится к поэзии, дабы осмыслить для нас жизнь, утешить нас и поддержать». Автор стихотворных сборников «Эмпедокл на Этне», «Новые поэмы» и др., а так же книг «Критические опыты», «Культура и анархия» и др. , который в своем предисловии к поэмам Вордсворта {138} 138 Вордсворт (Уордсуорт) Уильям (1770-1850) - английский поэт-романтик, представитель «озерной школы». говорит, что поэзия это реальность, а философия - иллюзия; всегда разум есть разум, а реальность есть реальность, то есть то, что - и это можно доказать - существует вне нас и независимо от того, утешает нас это или приводит в отчаяние.

Не знаю, почему столь многие были возмущены или сделали вид, что возмущены, когда Брюнетьер {139} 139 Брюнетьер ( Brunetiere ) Фердинанд (1849-1906) - французский критик, историк и теоретик литературы. Смену литературных направлений и эстетических вкусов объяснял художественными устремлениями творческой личности («История французской литературы классического периода», 1904-1912). объявил о банкротстве науки. Ведь наука, стоит только ей подменить собою религию, и разум, стоит только ему подменить собою веру, всегда терпят крах. Наука может удовлетворять и фактически удовлетворяет наши растущие логические и умственные потребности, наше желание знать и познавать истину, но наука не удовлетворяет потребности наших чувств и воли, наш голод по бессмертию, и не только не удовлетворяет его, но противоречит ему. Рациональная истина и жизнь противоречат друг другу. А разве есть еще какая-нибудь истина, кроме истины рациональной?