Мигель Унамуно - О трагическом чувстве жизни

Разве не правда, что все имеет душу и что душа эта требует освобожденья? «О, земли Альваргонсалеса - в самом сердце Испании, - вы бедны, вы печальны, - так печальны, как будто у вас есть душа! ", - пропел наш поэт Антонио Мачадо {217} 217 Антонио Мачадо (1875-1939) - один из самых значительных испанских поэтов XX века. ( Поля Кастилии ). Где же она, эта печаль полей - в них самих или же в нас, эти поля созерцающих? Разве они не страдают? Но чем может быть индивидуальная душа в мире материи? Является ли индивидом какая-нибудь скала или гора? Является ли им дерево?

И тем не менее, всегда получается так, что дух и материя борются друг с другом. Уже Эспронседа {218} 218 Эспронседа Хосе де (1808-1842) - испанский поэт-романтик. сказал об этом так:

Чтоб обрести покой блаженный, жить в тиши,

в нас то материи избыток, то души {219} 219 Aqui para vivir еп santa cdma, о sobra la materia о sobra abna (ucn.). .

Разве нет в истории человеческого мышления, или, если угодно, воображения, чего-то такого, что соответствует этому процессу редукции материального, то есть редукции всего к сознанию?

Да, есть, и пошло это от первого христианского мистика, Святого Павла, Апостола языков, от того, кто не видел своими плотскими очами лица Христа телесного и смертного, Христа- моралиста, и в душе своей воссоздал Христа бессмертного и религиозного, от того, кто восхищен был до третьего неба, где узнал неизреченные тайны (II Кор . XII, 2,4). Этот первый христианский мистик тоже грезил об окончательной победе духа, сознания, о том, что в богословии обозначается специальным термином «апокатастасис», или «восстановление».

В стихах 26-28 главы XV первого Послания апостола Павла к коринфянам говорится, что «последний же враг истребится - смерть, потому что Бог все покорил под ноги Его; когда же сказано, что Ему все покорено, то ясно, что кроме Того, Который покорил Ему все. Когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем», ϊναη Θεόζ πάντα έν πάσιν. То есть цель состоит в том, чтобы в конце концов Бог, Сознание, стал все во всем.

Доктрина эта находит свое завершение, когда все тот же Апостол в своем Послании к ефесянам раскрывает ее содержание по отношению к цели всей истории мира. Как известно, в нем он представляет нам Христа - того, кем создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое (I, 16), - как Главу всего (I, 22), и в Нем, в Главе всего, мы все должны воскреснуть, чтобы жить вместе со святыми и постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову (III, 18, 19). И к этому собиранию нас во Христе, который есть глава Человечества и его завершение, относится то, что Апостол называет воссоединением, обобщением, или собиранием всех во Христе, άνακεφαλαιώσασθαι τά πάντα έν Χριστώ. И это собирание в Боге - ανακεφαλαιωσιζ, anacefaleosis, - являющееся целью истории мира и человеческого рода, есть не что иное, как еще один аспект апокатастасиса. Таким образом, апокатастасис, в ходе которого Бог становится все во всем, сводится к анацефалосису, к тому, что все собирается во Христе, в Человечестве Христа, тем самым Человечество - цель творения. Значит, апокатастасис, очеловечение и обожение всего, уничтожает материю? Но не следует ли из этого, что, уничтожаясь, материя, согласно Школе, являющаяся принципом индивидуации - principium individuationis {220} 220 Материя, согласно Школе, являющаяся принципом индивидуации... - термин «принцип индивидуации» встречается впервые у Фомы Аквинского в одноименном сочинении De principio individuationis . В средневековой схоластике принципом индивидуации называется постулат об онтологических началах (основах) индивидуации. С точки зрения концептуализма, типологические различия вещей создает форма, а индивидуальные - материя; реализм основой индивидуации считал не материю, а форму, которая создает неповторимость и «отделенность» вещей; номинализм начала индивидуации усматривал во внешних характеристиках вещи - ее положении во времени и пространстве, а также в ее имени, - и все объективно сущее считал индивидуальным, даже абстракции, поскольку они суть материальные знаки вещей. - обращается в чистое сознание, которое в абсолютной чистоте своей не знает себя, равно как и не является какой бы то ни было вообразимой и чувственновоспринимаемой вещью? И если вся материя уничтожена, на что же тогда опирается дух?

Таким образом снова, хотя и другим путем, мы приходим к тем же самым затруднениям.

С другой стороны, кто-то может сказать, что апокатастасис, в котором Бог станет все во всем, предполагает, что прежде этого не было. Если все существа достигают наслаждения Богом, то тем самым предполагается, что и Бог достигает наслаждения всеми существами, ибо блаженное видение взаимно, и Бог, становясь лучше познанным, совершенствуется, он питается и обогащается нашими душами.

Вступив на этот путь безумных грез, можно вообразить себе, что Бог, в начале бессознательный, спящий в материи, постепенно превращается в Бога, сознающего все, сознающего свою собственную божественность; что вся Вселенная осознает себя как целое и осознает каждое из сознаний, входящих в состав этого целого, что Вселенная становится Богом. Но в таком случае, что явилось началом этого бессознательного Бога? Не сама ли материя? В таком случае Бог был бы не началом, а конечной целью Вселенной. Но может ли быть целью то, что не было первоначалом? Разве вне времени, в вечности, существует различие между первоначалом и целью? «Душа целого не ограничена тем (то есть материей), что ограничено ею», - говорит Плотин ( Энн . II, IX, 7). Или может быть лучше будет сказать, что Сознание Целого стремится, будучи всем, стать также и каждой своею частью, чтобы каждое частное сознание обладало тотальным сознанием? Не получается ли так, что единый Бог монотеизма превращается в Бога пантеистического? Если же нет, если материя и страдание чужды Богу, то в таком случае возникает вопрос: для чего Бог создал мир? Для чего Он создал материю и ввел в мир страдание? Не лучше ли было бы Ему ничего не создавать? Разве прибавил Он себе славы тем, что создал ангелов и людей, которые совершили грехопадение и которых Он был вынужден приговорить к вечным мукам? Может быть, Он создал зло, чтобы исправить его? Или Его замыслом было искупление, причем тотальное и абсолютное искупление, искупление всего и всех? Ведь эта гипотеза не является ни более рациональной, ни более благочестивой, чем любая другая.

Но давайте вернемся к апокатасгасису Павла.

Если Бог станет все во всем, то не значит ли это, что Он закончит свое существование, перестанет быть Богом, бесконечным сознанием, объемлющим все сознания? И что такое бесконечное сознание? Если предположить, что это сознание предполагает ограничение, или, вернее, является осознанием сознания границы, различия, то не упраздняется ли тем самым бесконечность? Какое значение имеет понятие бесконечности применительно к сознанию? Что такое сознание сознания во всей его полноте, вне которого не было бы ничего, что не было бы сознанием? Сознанием чего является в таком случае сознание сознания? Сознанием своего содержания? Или может быть правильнее будет считать, что мы приближаемся к апокатастасису, или к окончательному апотеосису, никогда не достигая его, начиная с хаоса, с абсолютной бессознательности в вечности прошлого?