Мигель Унамуно - О трагическом чувстве жизни

не просто «умрет», - и они, его клиенты, станут думать, что он не должен был умереть, и именно по той причине, что он чинил им обувь, думая о том, чтобы избавить их от всякого беспокойства и чтобы заботы о ногах не мешали бы им посвящать свое время созерцанию самых возвышенных истин; он чинил им обувь с любовью к ним и с любовью к Богу, чей образ и подобие он видел в них: он делал это с религиозным чувством.

Я нарочно выбрал этот пример, который, может быть, покажется вам грубым. Я сделал это именно потому, что на наших обувных фабриках чувство, - уже не этическое, но религиозное, - находится на самом низком уровне.

Рабочие ассоциируются, образуют кооперативные товарищества и союзы сопротивления, ведут очень справедливую и благородную борьбу за улучшение положения своего класса; но что-то не видно, чтобы эти ассоциации оказывали какое-то значительное влияние на профессиональную мораль. Они сумели заставить своих хозяев принимать на работу только тех, кто является членом ассоциации рабочих; но едва ли они заботятся о трудовых навыках тех, кого принимают на работу. Хозяину бывает очень трудно уволить неумелого работника, потому что товарищи встают на его защиту. И работу свою они выполняют зачастую только ради приличия, чтобы был повод для получения жалованья, и хорошо, если не делают это с целью навредить хозяину, бывают и такие случаи.

На первый взгляд, в оправдание всего этого можно сказать, что хозяева, со своей стороны, в тысячу раз более виноваты, чем их рабочие. Они совсем не заботятся ни о том, чтобы больше платить тому, кто лучше работает, ни о том, чтобы поддержать развитие общего и технического образования рабочего, ни о качестве выпускаемых изделий. Их совершенствование, которое само по себе, независимо от соображений производственной и финансовой конкуренции, должно быть направлено на благо потребителей, должно быть проявлением милосердия и стоять во главе угла, не является таковым ни для хозяина, ни для рабочих, ни те, ни другие не испытывают религиозного чувства к своему социальному призванию. Ни те, ни другие не хотят быть незаменимыми. Беда в том, что все это усугубляется той несчастной формой сообществ и анонимных промышленных предприятий, где вместе с личной подписью утрачивается даже то тщеславное стремление поднять ее авторитет, которое приходит на смену жажде бессмертия. Вместе с конкретной индивидуальностью, лежащей в основании всякой религии, исчезает и религиозное отношение к профессии.

Сказанное о хозяевах и рабочих, будет еще более справедливом по отношению к людям, посвятившим себя свободным профессиям, и государственным служащим. Едва ли найдется такой государственный служащий, который чувствовал бы религиозное значение своей должности и государственной службы. У нас нет ничего более туманного, более запутанного, чем чувство долга по отношению к Государству, чувства, которому скорее даже препятствует Католическая Церковь, которая, судя по тому, как она ведет себя по отношению к Государству, является поистине анархической. Среди ее служителей нередко встречаются такие, которые считают морально оправданной контрабанду, как если бы тот, кто, занимаясь контрабандой, нарушает установленный гражданской властью порядок, запрещающий этим заниматься, не согрешал против четвертой заповеди закона Божия, которая, предписывая почитать отца и мать, предписывает почитать эту оригинальную власть со всеми ее установлениями, не противоречащими закону Божию.

Многие в соответствии с «будешь есть хлеб в поте лица своего» считают труд наказанием и рассматривают труд мирского призвания только лишь в экономическом, политическом и, самое большее, эстетическом аспекте. Для таких людей - а это главным образом иезуиты - существуют две разновидности труда: низкий, мирской труд с целью заработать себе на жизнь честно - а это, как известно, понятие растяжимое - зарабатывать на хлеб для себя и своих детей, с одной стороны, и великое дело нашего спасения, труд с целью заработать себе на вечное блаженство, - с другой. Низший тип труда, труд мирской, нет необходимости возвышать, достаточно, если мы будем им заниматься без обмана и серьезного ущерба для наших ближних, нам дозволяется жить благопристойно в меру нашего социального статуса, но так, чтобы как можно больше времени уделять великому делу спасения души. А некоторые, немного поднявшись над этой скорее экономической, чем этической, концепцией труда и нашей мирской профессиональной деятельности, приходят к его эстетическому пониманию и к эстетическому чувству, которое, ограничиваясь

стремлением добиться известности и завоевать себе доброе имя в своем деле, превращает труд в искусство для искусства, искусство ради красоты. Но мы должны подняться еще выше, к этическому отношению к своей профессиональной деятельности, которое коренится в нашем религиозном чувстве, в нашем голоде по вечности. Каждый человек должен делать свое дело, устремив взоры к Богу, с любовью к Богу, иными словами, с любовью к нашей вечности, - вот что значит превратить наш труд в религиозное творчество.

Что же касается «будешь есть хлеб в поте лица своего», то это не означает, что Бог в наказание приговаривает человека к труду, - не к труду как таковому, но к тяготам его. Бог не мог приговорить человека к труду, потому что труд это единственное практическое утешение в том, что мы родились. И доказательством того, что Он не приговорил человека к труду, для христианина является то, что еще до грехопадения, когда человек пребывал в состоянии невинности, Бог, как говорится в Писании, поселил его в Саду Эдемском, чтобы возделывать его и хранить его ( Бытие 2, 15). В самом деле, чем было бы заполнено его время в Раю, если бы он там не трудился? А блаженное видение - это разве не своего рода труд?

Но даже в том случае, если бы труд был нашим наказанием, мы должны были бы сделать из него, из самого наказания наше утешение и спасение, обнять и нести свой крест, и для каждого из нас нет ничего лучше, чем крест труда, крест его личного мирского призвания. Ибо Христос говорит нам не «возьми Мой крест и иди за Мной», а «возьми свой крест и иди за Мной»; каждый несет свой крест, ибо крест Спасителя несет только Он. Поэтому подражание Христу состоит не в монашеском идеале, который превозносится в книге под названием Кемпис и является идеалом, приемлемым лишь для очень ограниченного числа личностей, а потому антихристианским, подражание Богу означает, что каждый берет свой крест, крест своего личного мирского призвания, подобно тому как Христос взял свой крест, тоже крест своего мирского и вместе с тем религиозного призвания, обнимает и несет его, обратив взоры к Богу и стремясь, делая свое дело, сотворить истинную молитву. Можно чинить башмаки и тем самым заслужить рай, если стремиться к тому, чтобы стать совершенным сапожником, как совершен Отец наш Небесный.