Леонид Зданович - Тайны великих пророков

Третий ее муж, узнав об этом, страшно разозлился и сказал, что она сошла с ума. После этого она заболела. После выздоровления она ощутила, что «состояние транса может быть частью психологического рисунка, связанного с моим ранним детством. Я начала понимать, как боль и страдания тех ранних дней отдалили меня от мира людей… Первый раз мне улыбнулась удача, когда я убежала от тетки и настолько отделилась от себя, что могла видеть ее губы, когда она бранила меня, но не слышала ни единого звука.

Экстрасенс Джеймс Хьюит Маккензи предупредил ее, что управляющие духи живых или мертвых часто глупы и ненадежны, но она ответила ему, что, как она полагает, «Увани» — всего лишь фрагменты ее собственного сознания. Она развелась снова и, хотя ей была ненавистна тривиальность своих сестер, стала профессиональным медиумом. Однако ее отвращение к коллегам сохранилось и она решила оставить спиритизм, чтобы снова выйти замуж. В тот день, когда были опубликовано оглашение о предстоящей свадьбе, у нее развилось воспаление груди, а предполагаемый муж заболел и через неделю умер, как было предсказано тем же самым голосом, что предупредил ее о смерти сына. Она поняла, что это было неизбежно.

В возрасте тридцати восьми лет она отправилась в Америку. Она продолжала работать медиумом, чтобы заработать на жизнь, и встретила экстрасенса-исследователя Херварда Каррингтона, который работал тогда с Сильваном Мальдоном и Д. Б. Райном. Тесты на экстрасенсорные способности (астральная проекция, автоматическое письмо, телепатию) привели ее к выводу: «Подсознание способно на безграничное расширение и контакты со всевозможными мирами понимания, которые оно решит достичь».

Позднее она работала в США с Лоренсом Ли Шаном и Андрией Пухарихом.

В работе с Эйлин Гарретт Ли Шен взял три пластмассовые коробочки и в первую положил прядь волос своей двенадцатилетней дочери, во вторую клок шерсти с хвоста соседской собаки и в третью бутон розы со своего сада. Ска* зав Гарретт, что в каждой из них, Ли Шен скрылся с коробочками за ширмой. Гарретт просунула руку в узкую щель. Он выбрал одну из коробочек и дал женщине прикоснуться к ней. В первой она верно определила прядь волос дочери Ли Шена. «Думаю, я назвала бы ее Хилари, — сказала Гарретт. — Ей это понравится». Ли Шен был потрясен. Его дочь Венди однажды полюбила девочку по имени Хилари и умоляла назвать ее этим именем. Затем, прикоснувшись ко второй коробочке, миссис Гарретт правильно определила в ней клок собачьих волос и добавила, что у собаки была повреждена лапа, а также, что кто-то из ее предков относился к породе силхэм. Соседи, лишь недавно въехавшие в дом, позже потвердили, что у собаки была повреждена лапа и что по ее строению знатоки собак видели в ней потомка силхэма. Также Гарретт сказала Ли Шену, что роза в третьей коробочке страдала от кислой почвы. Ли Шен уже знал это.

Последовательно он создавал и проверял свои собственные концепции физического исцеления. Они записаны в его книге «Медиум, мистика и физик»,

В 1951 году Эйлин Гарретт помогала основать Парапсихологический фонд, посвященный научным исследованиям парапсихологических способностей.

К собственным нежеланным экстрасенсорным способностям Гарретт относилась прагматически, даже скептически. Оккультисты не произвели на нее впечатления, и она искала научного или психологического объяснения проявляемых ею в трансе способностей.

Не укоренился ли страх перед теткой, которая порола ее, столь глубоко, что она так и не смогла принять эти способности как факт? Свидетельства ее жизни отвергают отрицательный ответ.

Гарретт выбилась из невзгод своей ранней жизни и браков, сохранив свою целостность, в то время как более вероятной реакцией на выпавшие ей страдания был бы распад на несколько личностей.

«Я видел человека восточного типа, пожилого, с черными усами и проникающим взглядом, — писал русский теософ П. Д. Успенский о своей первой встрече с Г. И. Гурджиевым в Москве в марте 1915 года. — Он говорил по-русски неправильно, с сильным кавказским акцентом… Мои вопросы не смущали его, но мне казалось, что он вкладывал намного больше в каждый свой ответ, чем я спрашивал. Мне понравилась его манера разговора, осторожная и точная».

Успенский путешествовал повсюду «в поиске таинственного»; он сформировал свои собственные идеи и философию, но только после возвращения в Москву нашел то, что он искал, — человека, который не только говорил, но и воплощал настоящую правду. Однако, последовав за Гурджиевым из кафе, где они встретились, в пустую квартиру, где тот проживал, Успенский не был потрясен. Умный разговор был очень хорош, но когда он вошел в квартиру, она произвела на него впечатление обмана. Успенский увидел «трех или четырех молодых людей и двух женщин, которые напоминали школьных учительниц». Но когда один из молодых людей начал читать рассказ «Проблески Истины», Успенский обнаружил, что заслушался… загляделся на Гурджиева, который сидел, тихо курил и пил кофе. Он был зачарован.

Успенский был не первый и не последний. Георгий Иванович Гурджиев (1873–1949) очаровывал многих. Он родился в Александрополе на Кавказе. Его родители были греками, но по национальности его считали русским. Молодость Гурджиева была проведена в путешествиях, описанных в книге «Встречи с замечательными людьми». Его поездки включали в себя посещения монастырей Европы и Азии, к моменту встречи с Успенским он сформулировал свою основную философию. Согласно ей, большинство из нас проживают свою жизнь в состоянии, близком ко сну. Не мы являемся инициаторами событий: вместо этого события происходят у нас. Мы рабы нашего собственного подсознательно определенного несчастья: реальный прогресс невозможен, пока мы отказываемся избегать наших автоматических привычек помнить себя и пробуждаться.

Но пробуждение трудно. Привычка ко сну подобна мощному потоку: пытаясь плыть против него, мы теряем силу и засыпаем снова. Пробуждаться и бодрствовать — значит прикладывать огромные усилия. Чтобы выработать привычку к самосознанию необходима работа. Говоря о трех центрах человека (интеллектуальном, эмоциональном и физическом), Гурджиев говорил, что каждый работает с собственной энергией и что они должны находиться в гармонии. Распространяя свою философию через преподавание в Париже (1923) в Институте гармоничного развития человека, он учил своих студентов упражнениям и понятной только посвященным технике танца (полученной, говорил он, от дервишей, ессеев, буддистов и т. д.), настолько строгим, что (это утверждалось французским автором Луи Повелсом) некоторые из его учеников в результате фактически умерли. Одно такое упражнение требовало от задействованных членов группы замереть до полной неподвижности по сигналу и сохранять свое положение, каким бы тяжелым оно ни было, пока не будет дано разрешение вторым сигналом. Женщине-писательнице, которая сказала Гурджиеву, что лучше осознавала себя, когда писала, он ответил: «Вы живете в снах и пишете о своих снах. Насколько лучше было бы для вас, если бы вы должны были сознательно вычистить один этаж, чем написать сотню книг». Один студент, русский эмигрант по фамилии Рах-милевич, все время ворчал и раздражал окружающих. Когда, наконец, он достаточно натерпелся от безжалостного режима и сбежал, Гурджиев вернул его, сказав, что путь, которым он выводил людей из душевного равновесия, был полезен — это остановило тех, кто готов был впасть в установившуюся рутину.