Макарий Маркиш - Мужчина и женщина

Баскетбол – хорошая игра. Мое желание стать высококлассным баскетболистом не предосудительно. Но если росту меня метр семьдесят, то баскетбол – не моя судьба. И с этим надо смириться.

Знание иностранных языков благотворно для души и полезно в жизни. Мое желание выучить арабский, китайский и санскрит можно только приветствовать. Но если в школе на уроках немецкого я, как ни бился, не мог усвоить склонение определенного артикля, то языки – не моя судьба. И с этим тоже надо смириться.

Сколь бы сильно ни был искажен и извращен брак в современном обществе – что вы сами только что заметили, напомнив про более 50 % разбитых семей, – он несет в себе благодать, и люди к нему стремятся, о нем мечтают… Что ж, мечтают и о карьере профессионального баскетболиста, и о высокой должности где-нибудь в Пекине, однако смиряются с тем, что предлагает им судьба взамен – и выбирают себе другой жизненный путь. Стало быть, будем смиряться с безбрачием, смиряться – и радоваться, двигаясь вперед по избранной дороге.

Сказано это и о тех, кто не был женат или замужем, и о тех, кто потерял семью на дьявольском алтаре развода. Вступить в брак не так уж сложно; гораздо сложнее его реализовать — чтобы он стал не могилой, а колыбелью, школой и храмом любви, малой Церковью. Если этого не произошло, не будем отчаиваться или в панике искать ускользающий шанс. Зачем?..

Обратимся к любви – настоящей:

Маша любит своего Мишу.

А Катя любит своего плюшевого мишку.

Я люблю Рембрандта.

А я люблю макароны по-флотски.

Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам.

Мы занимаемся любовью в христианском смысле.

Они занимаются любовью в дровяном сарае.

Любовь и деньги – ничего общего! Уж конечно… Триста рублей – разве это деньги?

Настоящая мистика в самом дурном смысле слова! Ведь чувство всегда мое собственное, и никто, кроме меня, не способен определить, настоящее оно или нет. А у меня самого взгляд на собственное чувство столь же расплывчат, как приведенные выше примеры… И кто возьмется доказывать бабушке, что он не испытывала самого настоящего чувства к каждому, кто бы ни попадался в ее горячие объятия в звании от мичмана до контр-адмирала включительно? Можно было бы только попытаться убедить ее, что такая «настоящая любовь» – негодный пример для внучки, но тогда волей-неволей придется выйти за пределы собственных чувств. И вот вам еще два сюжета для размышления. Из золотого века:

…Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам Бог любимой быть другим.

И из серебряного:

Не бойся,

что у меня на шее воловьей

потноживотые женщины мокрой горою сидят, —

это сквозь жизнь я тащу

миллионы огромных чистых Любовей

и миллион миллионов маленьких грязных любят.

Попробуйте-ка соединить сплошной линией безмолвную любовь первого, пушкинского отрывка с маяковскими «миллионами», чистыми и грязными: получится панорама всего нашего мира во всем его историческом и культурном многообразии. Любовь приводит в движение нашу планету: это хоть и образно выраженный, но объективный факт.

Поиск любви – хотим мы этого или нет, возводим ли мы глаза к небу или морщимся в презрении, ждем ли мы ее, вспоминаем ли, знаем ли ее или не знаем – несет в себе для всех нас что-то очень-очень важное: очень доброе или очень злое, жизненно нужное или смертельно опасное. Все зависит от того, найдем ли мы настоящую любовь или примем за нее нечто мнимое, фальшивое, названное так по ошибке.

Видите, какая сложная перед нами стоит задача? Хотелось бы, чтобы каждый из вас в эту минуту оторвался от книги, остановился, поразмыслил немного и признал: настоящую любовь не так просто найти. Не обойтись тут лаконичными формулами, изящным остроумием, гневными обличениями, слащавыми дифирамбами. Надо взяться за дело всерьез.

Апостол Иоанн в своем Послании приводит необычное противопоставление: «Пишу вам не новую заповедь, но заповедь древнюю, которую вы имели от начала… Но притом и новую заповедь пишу вам» (1Ин. 2: 7–8). Действительно, начало Моисеева закона – это заповедь о любви: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею и всеми силами твоими» (Втор. 6:4–6). И на вопрос: «Какая наибольшая заповедь в законе?» – Спаситель отвечает этими самыми словами: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22: 36–40).

Заповедь о любви – «заповедь древняя»; в чем же тогда смысл и необходимость «новой заповеди»? Ветхий Завет отличается от Нового, как сказано от сделано. Именно для этого Бог стал одним из нас и принял смерть на Кресте.

Глубокую истину недостаточно узнать: ее надо выстрадать.

Осеняя себя крестом, мы смотрим вверх – не на баснословного деда с бородой среди туч и не на «высшую силу» колдунов и фантазеров: мы смотрим на Голгофу. Так мы приближаемся к пониманию, что значит «Бог есть любовь». В том же самом Первом послании апостола Иоанна Богослова (3:16) читаем: «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою», – и далее, наше руководство к действию: «И мы должны полагать души свои за братьев».

– Может ли влюбленность быть настоящей?– Очень даже может. Но она настолько же отличается от настоящей любви, насколько ртуть отличается от серебра, хоть с виду они и похожи. Влюбленность – это чувство. Любовь же – подвиг свободной воли. И в этом коренное отличие влюбленности от любви, хотя и в нашем сознании, и в жизни прослеживается оно далеко не всегда. «Он ее так любил, так любил, ну прямо смертельно! А как они поженились и родился малыш, сразу же разлюбил и уехал в Тбилиси» – эта некогда услышанная фраза как раз к нашему разговору о могиле любви. Сначала влюбленность принимают за любовь, потом в растерянности смотрят, как умирает первая, и наконец хоронят вместе с ней вторую. Так бывает и в личной, и в семейной жизни.