Макарий Маркиш - Мужчина и женщина

Не забывайте, что в той системе взглядов, откуда Родион Раскольников черпал свои идеи, «я» – сверхчеловек, Uber-mensch, властелин мира, который «имеет право перешагнуть», а старушка и прочие – вши, тараканы, прах земной, не более того. Когда весенним вечером вы прихлопнете комара, вам не приходит в голову, что вы «причиняете зло» невинному насекомому? А даже и возникни такая мысль – что за беда, комаров кругом тучи, еще выведутся, а мне он так и впился в щеку…

Это вовсе не заумь, не бесплодные софизмы, как может кому-то показаться. Фридрих Ницше, младший современник Достоевского, возвел их в стройную философскую систему, и вскоре «просвещенный» европеец-колонизатор ввел в обычай испытывать эффективность пулеметного огня на представителях «низшей расы»… Какие это принесло плоды в XX веке, и какую цену за них заплатили – думаю, напоминать не надо.

Что возразить Раскольникову? Если человек – продукт эволюции обезьяны, то возразить нечего: в самом деле, есть же разные породы животных, в том числе и лошадей. На одних гарцуют генералы, на других возят нечистоты… И только если достоинство человека – это образ Божий, запечатленный в нем Создателем, если каждый из нас создан для Неба и за каждого пролита Кровь Спасителя на Голгофе – только тогда со всей страшной ясностью открывается ложь расизма, нацизма и подобных им «теорий».

Точно так же, слово в слово, открывается ложь об отношениях двух взрослых, свободных, любящих друг друга людей, не связанных супружескими узами.

Любая мораль основана на религиозных убеждениях. Опровергнуть этот тезис атеисты-философы пытались двести с чем-то лет, и только сейчас, похоже, выдохлись. Удалите религиозную основу – получите Раскольникова, Шигалева, а вслед за ними – триумфальный марш эсэсовских дивизий по дорогам Европы. И посмотрите теперь, добавляется ли от этого в нашей жизни терпимости, добра и любви!

Здоровью какого конкретного человека будет нанесен ущерб дымом данной отдельно взятой фабричной трубы или сигареты? Неизвестно, главное другое: отравление среды обитания в той или иной мере вредоносно для всех. Точно так же преступление против нравственного закона губительно само по себе : оно поражает и губит душу самого преступника, его сообщников, жертв и всех окружающих. Если отморозок-рецидивист вырос в среде воров и убийц, его преступления не становятся менее губительными для него самого. И если те, кто называют себя «подавляющим большинством», не видят зла в ворованной любви (внебрачной связи) и убийстве брака, эти преступления не становятся менее губительными для них самих — как бы ни утешались они своей численностью.

«Какое самое страшное время суток? – говорила однажды женщина, вполне устроенная и благополучная, но с тоской и болью вспоминавшая прожитые годы, – Конечно, раннее утро… Просыпаешься, и первая мысль: почему этот человек у меня в постели? Зачем он здесь? Зачем я здесь? Бежать… куда?» Одно из самых сильных, пронзительных стихотворений Блока, «Последний день», начиная с описания этого безысходного, непереносимого, хорошо знакомого «подавляющему большинству», но тщательно скрываемого от самих себя чувства:

переводит его в реальность Страшного суда:

Наказание за преступление настигает далеко не только тех, кто ради утверждения своего «права» проламывает череп старушке-процентщице; и совсем не обязательно впадать в бездны разврата – клинические или уголовные, – чтобы испытать тяжесть расплаты за преступления против любви. Достаточно пьяной горечи бесстыдства от нескольких «легких романов» или одного-двух «пробных браков», когда по утрам наседают неотвязные мысли о дальнейших пробах… Потом люди женятся, выходят замуж, «сохраняют семью», «терпят мужа (жену)», «живут как все», но ночною порой дает о себе знать застарелая рана:

Или вот это жало, острое и мучительное, вонзенное в плоть коллективной памяти российских поколений:

Повнимательнее прочтите последнюю фразу: я хотел бы смыть слезами давние строки своей жизни, но, увы, не способен. Их, эти печальные строки наших преступлений, смывает только Кровь Самого Бога, Который стал ради нас Человеком, – если мы ответим любовью на Его любовь и взойдем вместе с Ним на крест (Гал. 2: 19–20; 1Пет. 4:1–2). Но вы, вместе с «подавляющим большинством» (кого и зачем оно подавляет? и зачем мы уступаем такому давлению?), имеете другое понятие о любви, смотрите на нее «шире, проще и естественнее»…

И когда предрассветный ветерок тронет штору, за окном грянет птичий хор, прошелестит первый троллейбус и прогремит первый трамвай, затеплит узоры обоев золотистый отсвет зари и сделает различимым каждый волосок в рассыпанных на подушке прядях, – тогда вы, случайно проснувшись и взглянув на икону в углу, где огонек лампады уже почти не виден в свете нового дня, не скажете почти беззвучно: «Благодарю…», прошептав вслед за именем Божиим какое-нибудь нежное, только двоим известное имя. Вам не понять, не испытать, что раннее утро – это несравненно и непередаваемо прекрасное время, когда, не открыв еще глаз, чувствуешь рядом с собою самого близкого, любимого и единственного в этом мире человека, и со слезами благодаришь Бога за любовь – цельную и чистую, прошлую, настоящую и будущую.