Василий Ефремов - Иисус Христос — Homo sapiens. Тацинский апокриф

Мень считает, что личность Христа неисчерпаема. Скорее неисчерпаема фантазия человека — задай лишь тему, задень лишь воображение. Измышления на скудных текстах евангелий, обрисовавших исторический случай, рабочий момент истории, достигли феноменального, фантастического уровня и продолжаются. Прослеживается принцип инициирования и развития информационного взрыва. Инициатор, детонатор по-армейски, все же должен был иметь и имел достаточную критическую массу, иначе взрыва не получилось бы.

Подытоживая, для размышления предлагаем фрагмент из нашумевшего апокрифического Евангелия Иуды. Евангелие признано подлинным коптским текстом и недавно расшифровано в Швейцарии. По утверждениям ряда исследователей, в нем содержатся сведения о сговоре Иисуса и Иуды, о велении Иисуса предать его для благой цели Искупления (предположение, кстати, не новое). Приведем проблемный фрагмент полностью, в двух переводах: «Истинно Я говорю тебе, Иуда, что возносящие жертву Сакла, [своему (?)] богу […] что […] всякие злые дела. Ты же превзойдешь их всех, ибо человека, который носит Меня в себе, ты принесешь в жертву» (перевод с коптского Д. Алексеева) и «Иисус сказал: Истинно говорю [тебе], это крещение [56] […] имя мое [пропущено примерно девять строк] мне. Истинно говорю тебе, Иуда, приносящие жертву Сакласу […] Бог [пропущены три строки] все, что есть зло. Но ты превзойдешь их всех. Ибо в жертву принесешь человека, в которого я облачен» (перев. с англ. В. Бойко). Очевидно, что в приведенном стихе Иисус не наставляет или уговаривает Иуду, а предсказывает его поведение, как предсказал он отречение Петра и поведение остальных учеников. Кроме того, Иисус слово «жертва» никогда не произносил в свой адрес. О жертве не было и намека в скоротечной ситуации казни. Это слово появилось по ходу развития культа, сотворения догматического его наполнения. Как раз Иреней, епископ Лионский, упомянувший Евангелие Иуды в 180 году, и трудился над догматикой в числе многих. Более прозрачен другой фрагмент Евангелия Иуды: «Роптали же их первосвященники, что Он (Иисус. — В. Е. ) вошел в комнату Своей молитвы. Были же некие их книжников, наблюдавшие, чтобы схватить Его на молитве, ведь они боялись народа, ибо Он был для них всех как пророк. И они встретили Иуду, они сказали ему: Что делаешь здесь ты?! Ты ученик Иисуса! Он же ответил согласно их желанию (курсив мой. — В. Е. ). И Иуда взял деньги, он предал им Его» (перев. Д. Алексеева). Здесь почти очевидно, что Иуде был учинен допрос, и с пристрастием, после чего напуганный Иуда «сдал» Христа. Но все это нюансы перевода, провоцирующие толкования. Ясно одно, что и слово «жертва», и слово «предательство» выглядят в евангелии уже закрепившимися, почти жаргонными и ставят Евангелие Иуды в один ряд с другими, в разряде древнего евангелического жанра.

И теперь более внимательно. Участь Иисуса была решена синедрионом (точнее, Ананом): брать! Далее: судить и уничтожить. Не поленимся повторить одно из евангельских свидетельств: «Если оставим Его так, то все уверуют в Него, — и придут Римляне, и овладеют и местом нашим и народом; Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» [Ин, 11: 48, 50]. Синедрион — мощная властная структура, контролирующая всё и вся в Иудее, и расправа была лишь делом времени. Антипа был в курсе, помощь римлян была беспроблемной. Машина тронулась с места. И здесь ясно, что Иуда был использован между прочим, как мелкое и необязательное «техническое звено». По данным тех же евангелий операция пошла успешно. Практически, Иуда, с его пресловутым поцелуем, в общей суматохе захвата был лишним и, конечно, выглядел нелепо, но старался. Иисус к схватке с синедрионом был готов (неизбежной ко всему) и не скрывался за спинами. А Иуда, надумай он отказаться от наводки, тоже не ушел бы от синедриона, он это знал. Мораль, присущая нам, в те кровавые времена, как мы уже упоминали, была далеко на заднем плане и Иуду не отягощала. Возможно, он осознавал свою ничтожную роль в развитии событий. В порядке самооправдания, если бы оно и пришло ему в голову. Из сказанного выше вытекает, что все многотрудные мудрствования по поводу «вины» и «предательства» Иуды мудрствованиями и являются, далеко оторвавшись от реальности. Жертвуя краткостью, упомянем еще один источник. Так называемую «славянскую версию» Иудейской войны Иосифа Флавия. По первым исследованиям было высказано предположение, что славянский перевод сделан с утраченного арамейского оригинала. Однако позднее это предположение было обоснованно опровергнуто (собственно, — оформлена очевидность, напр. Н. А. Мещерский). Здесь приведем интересный фрагмент, где славянский редактор по своему усмотрению полностью заменил предательство Иуды предательством Понтия Пилата: «Испытав Его и поняв, что [Он] делал добро, а не зло, и не был ни мятежником, ни желателем царской власти, Пилат отпустил Его. Ибо [Он и] жену его умирающую исцелил. И [Он] пошел на обычные места, и делал обычные дела. И еще больше людей собралось вокруг Него, и славился своими свершениями больше всех. Завистью уязвились от Него законники. И дали тридцать талантов Пилату, чтобы убил Его. И тот взял и дал им волю самим свое желание исполнить. И с того времени искали, как Его убить. И, как сказано прежде, дали Пилату тридцать талантов, чтобы выдал им Иисуса. Они же распяли Его вопреки отеческому закону и весьма глумились над Ним». Вину Пилата редактор заретушировал (мотив, идущий от Ин, 11: 48). Не смотря на явную нереальность передачи событий, появились сентенции, базирующиеся на этом эпизоде «славянской версии» (напр. Кирилл Коликов: «Кто убил Христа?»).

Прот. А. Мень проделал огромную работу, сгладив противоречия в евангелиях и связно выстроив по евангельским текстам весь жизненный путь Иисуса Христа. Структура текстов при этом принята Менем без возражений и сомнений в их исторической достоверности, с христианской прямолинейностью. Авторитет Нового завета соблюден до буквы. Как и у Мережковского, но проще, доступнее. Стиль повествования мягко-нравоучительный, собственно и цель книги — разъяснить достаточно грамотному современнику, решившему обратиться к Христу, пример его жизни, суть его учения и жизненного подвига. Цель достигнута безусловно. Мень нанес, наверное, последний удар по атеистической эквилибристике в историографии Христа по поводу подлинности его существования (увы, не угодил Мень православным иерархам своими прогрессивными взглядами на общую картину мироздания). Дополнительно представлен высокопрофессиональный критический обзор претензий к текстам евангелий нехристианских исследователей для более подготовленных читателей. Здесь, конечно, возможны инакомнения, разноубежденность.