Барт Эрман - Искаженные слова Иисуса: Кто, когда и зачем правил Библию

***

Когда я был еще студентом и только начинал задумываться об этих пятнадцати столетиях копирования и превратностей судьбы текста, мне приходилось то и дело возвращаться к одному факту: что бы мы ни говорили о христианах — переписчиках, к какому бы периоду они не относились — к ранним векам христианства или Средневековью, — мы вынуждены признать, что все эти переписчики не только копировали Писание, но и меняли его текст. Иногда они делали это непреднамеренно — например, от усталости, по невнимательности, иногда ввиду отсутствия способностей. Но в других случаях они вносили в текст изменения намеренно, стремились подчеркнуть то, во что верили сами — например, когда речь шла о природе Христа, роли женщин в церкви, о бесчестии иудеев, противостоящих христианам.

Чем дольше я изучал эти тексты, тем больше крепла моя убежденность в том, что переписчики вносили в них изменения, и со временем она переросла в уверенность. Эта уверенность преобразила мое понимание текста сразу в нескольких отношениях.

В частности, как я уже говорил вначале, я стал воспринимать Новый Завет как сугубо человеческую книгу. Я понял, что Новый Завет в известной нам ныне форме — плод человеческих трудов, изделие рук переписчиков. Затем до меня постепенно дошло, что не только переписанный, но и оригинальный текст представляет собой человеческую книгу. Эти представления ничем не напоминали те, которых я придерживался в двадцать лет, когда только возродился в вере и был убежден, что Библия — непогрешимое слово Божье, а сами библейские слова явлены нам Святым Духом. Уже в аспирантуре я осознал: даже если слова оригинала и вправду богодухновенны, мы не располагаем ими. Значит, учение о богодухновенности в некотором смысле неприменимо к Библии в ее нынешнем виде — ведь слова, якобы ниспосланные Богом, были изменены, а иногда и утрачены совсем. Более того, я пришел к мысли, что мои прежние представления о богодухновенности не только неуместны, но и, скорее всего, ошибочны. Я рассуждал так: Бог ниспослал Библию по единственной причине — чтобы Его народ знал Его истинные слова, и если бы Он действительно хотел, чтобы люди узнали подлинные слова Библии, наверняка Он чудесным образом сохранил бы эти слова — точно так же, как чудом ниспослал их с самого начала. Но поскольку Он не сохранил эти слова, остается сделать вывод, что Он не удосужился даже ниспослать их, сделать богодухновенными.

Чем больше я размышлял об этом, тем лучше понимал, что у авторов Нового Завета очень много общего с переписчиками, которые копировали их тексты. Авторы тоже были людьми со своими потребностями, верованиями, мировоззрением, мнениями, симпатиями и антипатиями, стремлениями, желаниями, обстоятельствами, трудностями — и несомненно, все они влияли на тексты, которые создавали эти авторы. Даже в более ощутимом смысле авторы были подобны переписчикам поздних периодов. Они тоже являлись христианами, которые унаследовали традиции, касающиеся Иисуса и его учений, узнали христианскую идею спасения, поверили в истинность Благой вести — и все это неизбежно отразилось в текстах, которые они писали. Когда представляешь их людьми с присущими им убеждениями, мировоззрением, обстоятельствами и так далее, поразительно то, что все эти авторы передавали унаследованные традиции разными словами. Тексты Матфея не похожи на тексты Марка; тексты Марка не напоминают тексты Луки, а тексты Луки — Иоанна, есть также разница между текстами Иоанна и Павла, Павла и Иакова. Как переписчики видоизменяли традиционные тексты, иногда просто выражая ту же мысль «другими словами», так и авторы Нового Завета рассказывали истории, давали наставления, излагали воспоминания, пользуясь собственными (а не только услышанными) словами — словами, с помощью которых они выражали свои мысли способом, наиболее приемлемым для данной аудитории, времени и пространства.

Так я начал понимать: поскольку все авторы разные, не стоит думать, что каждый из них имел в виду то же самое, что и остальные — как нельзя сказать, что в эту книгу я вкладывал точно такой же смысл, какой вкладывает другой автор — текстолог в свой труд. Мы вполне можем иметь в виду разные вещи. Как это определить? Только с помощью внимательного чтения и попыток понять, что хотел сказать каждый из нас, а не делая вид, будто мы рассуждали об одном и том же. В словах мы часто отличаемся друг от друга.

То же самое справедливо и для авторов Нового Завета. Это можно продемонстрировать совершенно явным способом. Как я указывал ранее, большинство ученых XIX века утверждали, что Евангелие от Марка было написано первым среди евангелий и что Матфей и Лука пользовались им как источником при написании своих повествований об Иисусе. С одной стороны, в этом выводе нет ничего особенно кардинального. Авторам надо откуда‑то брать материал, Лука сам указывает, что при работе над своим трудом он читал другие и пользовался более ранними источниками (1:1–4). С другой стороны, это означает, что слова Марка можно сравнить со словами Матфея и Луки в любом общем для них сюжете, и при этом мы узнаем, каким образом более поздние авторы изменили текст Марка.

Вести подобную детективную работу интересно и познавательно. Более поздние авторы иногда заимствовали фразы Марка целиком, а в других случаях переписывали его текст своими словами, порой делая неузнаваемым. В этом отношении они, как и переписчики, изменяли Писание. В нашем исследовании мы видели такие примеры. Так, Марк изображает, как мучился Иисус перед смертью, говорил ученикам, что его душа «скорбит смертельно», падал на землю, молился и трижды умолял Бога избавить его от чаши страданий; на пути к месту казни он все время молчал, как молчал и на кресте, несмотря на всеобщие насмешки — даже со стороны обоих злодеев, и лишь перед самой смертью в тревоге воскликнул: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» После этого он испустил громкий крик и умер.

В распоряжении Луки была эта версия событий, и он воспользовался ею, но подверг значительной переработке. Он отказался от замечания Марка о том, что Иисус ужасался и тосковал, как и от слов самого Иисуса о смертельно скорбящей душе. Вместо того чтобы пасть на землю, Иисус у Луки просто преклоняет колени, и не трижды, а только один раз просит пронести мимо чашу, предваряя свою молитву словами «если бы Ты благоволил». По пути к месту казни Иисус не молчит, а обращается к группе плачущих женщин, уговаривает их оплакивать не его, а участь, которая их ждет. Пока его распинают, он тоже не молчит, а просит Бога простить виновных, «ибо не знают, что делают». Даже на кресте он не хранит молчание: когда один из злодеев (а не оба, как у Марка) злословит над ним, а другой просит помощи, Иисус отвечает с полной уверенностью: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю». Перед самым концом, вместо того чтобы спрашивать, почему Бог оставил его, он не издает вопля покинутого, а молится, абсолютно уверенный в поддержке и участии Бога: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой».