Барт Эрман - Петр, Павел и Мария Магдалина. Последователи Иисуса в истории и легендах

Как я уже указывал, не только современные читатели впадают в путаницу относительно личностей женщин, упоминаемых в историях об Иисусе, что привело к своеобразной составной личности — раскаявшейся проститутки, из которой изгнали бесов, Марии Магдалины, помазавшей Иисуса для погребения до Страстей. Такое же представление о Марии встречается в XIII столетии, например в «Золотой легенде», а фактически оно было распространено и в течение столетий ранее. Если в самих Евангелиях такое представление не было сформулировано, то как давно в прошлом оно зародилось?

Оказывается, можно достаточно точно определить время, когда различные новозаветные сюжеты уже соединяли в одну составную картину. Насколько мы знаем, впервые это было сделано в 591 году на проповеди, произнесенной не кем иным, как Римским папой Григорием Великим (540–604). В своей Тридцать третьей проповеди, прочитав историю помазания Иисуса из 7-й главы Евангелия от Луки, Римский папа заявил следующее:

«Мы считаем, что та, которую Лука называет грешницей, которую Иоанн называет Марией, и есть та Мария, из которой, согласно Евангелию от Марка, были изгнаны семь бесов. А что эти семь бесов означают, если не пороки?.. Ясно, братья, что раньше эта женщина использовала благовонное масло в качестве духов для своего тела ради греховных деяний. Теперь же то, что использовалось ради греха, она предлагала Богу в более достойной похвалы манере. Ее глаза жаждали, а теперь благодаря покаянию они наполнились слезами. Она выставляла напоказ свои волосы, чтобы украсить лицо, а теперь ее волосы вытирали ее слезы. Своими устами она произносила горделивые слова, а теперь она целует ими ноги Господа, Спасителя. Она получала удовольствие, а теперь жертвовала собой. То, что служило греховным побуждениям, она направила на служение Богу, полностью раскаявшись, поскольку так долго жила в греховном презрении Бога». {78} 78 Gregory the Great, Homily 33; цит. по: Haskins Susan. Mary Magdalene: Myth and Metaphor (New York: Harcourt Brace and Co., 1993). P. 96. Ученые, интересующиеся подобными вопросами, латинский текст могут найти в: Migne J. Р. Patrologia Latino, XXXVI, col. 1239.

Здесь схвачен не просто объединенный образ Марии — отдельные его части взяты из разных евангельских текстов, — но также и некая воображаемая Мария, искренне льющая слёзы покаяния в момент своего обращения, ставшая последовательницей Христа с тем большей преданностью, чем греховнее была ее прежняя жизнь соблазнительницы, упорствующей в грехе проститутки, погибшей души.

Даже если мы прежде всего хотим понять, какой была настоящая, историческая Мария, опираясь на сохранившиеся скудные сведения о ней, важно осознавать, что ее запомнили именно такой. Проповедь Григория Великого, конечно, была написана мужчиной — как и «Золотая легенда» и все остальные воспоминания о Марии, дошедшие до нас из античности и Средневековья, как роман и сценарий для фильма «Последнее искушение Христа», сценарий для «Страстей Христовых», музыка и сценарий для рок-оперы и фильма «Иисус Христос суперзвезда». Пожалуй, это о чем-то говорит. Мы имеем дело не только с тем, какой помнили эту женщину годы и столетия после ее смерти, но и с тем, какой ее помнили мужчины.

Я не знаю, может ли представленный Григорием Великим образ Марии быть полностью принят как образец для такого коллективного воспоминания, но показательно, что тело Марии воспринималось как угроза, как то, чем можно воспользоваться для совращения мужчин и сбивания их с пути истинного. Единственная искупительная возможность для ее тела состоит в том, чтобы отречься от его опасных деяний (опасных для заинтересованных мужчин) и пасть к ногам мужчины Иисуса в покаянии и скорби. Именно такое скорбное покаяние приемлемо; таков тип женщины, к которому обращены названные тексты. Невозможно удержаться от мысли, что мужчины, которые наслаждаются образом кающейся грешницы Марии, стремятся навязать миру свое собственное в и дение сексуальных отношений с женщинами, когда те не соблазняют мужчин опасной сексуальной близостью, а падают к их ногам в смеренном подчинении и раскаянии.

В любом случае наше исследование преданий о Марии Магдалине не будет сосредоточено лишь на ее современном изображении в романах и фильмах, или на средневековых легендах, или на высказываниях такой значимой христианской фигуры VI века, как Римский папа. Прежде всего нас интересует, что мы можем узнать о ней как об исторической личности, мы хотим выяснить, какой ее помнили и запечатлели в самых ранних христианских источниках, в Евангелиях и других писаниях первых трехсот лет существования Церкви.

Чрезвычайно сложно узнавать что-либо о людях, которые жили в прошлом. Именно поэтому нужны историки. О большинстве из миллиардов людей, которые существовали на нашей планете, мы совершенно ничего не знаем и никогда не узнаем: они жили и умерли, не оставив после себя никаких следов. Конечно, для людей нынешнего времени подобное исследование не столь сложно, как для живших в прошлых столетиях. Для большинства американцев, по крайней мере, составляют некрологи. И поскольку продолжает развиваться компьютеризация, с головокружительной скоростью обрастая электронной почтой и блогами, ускоряется и фиксация событий наших отдельных жизней. Возможно, некоторые из электронных следов нашей жизни где-нибудь сохранятся для будущих исследователей (и к огорчению тех, кто по каким-то причинам считал, что электронная почта была конфиденциальной).

Но в отношении живших в прошлом людей у нас нет никаких преимуществ. Фактически нет ни малейших свидетельств об огромном количестве людей, живших, скажем, в XIX столетии. А как насчет I столетия? В большинстве случаев нам может посчастливиться лишь узнать нужное имя.

Тем не менее, что можно предпринять, если в нашем распоряжении есть что-то большее, чем имя, если есть письменные свидетельства? Это тот случай, когда за дело могут взяться историки. Задача включает исследование письменных источников (если безумно повезет, и их окажется больше одного) в отношении их достоверности. Предположим, найдено частное письмо, в котором говорится о некоем Джеймсе Макдугале из Бостона, который жил в 1880-х годах и характеризуется как самый значительный американский философ своего времени. Ни один историк не отнесется к такому документу всерьез: этот Макдугал никогда не публиковал свои книги или статьи, ни разу не упоминался каким-нибудь другим философом того времени, его нет в списках факультета какого-либо колледжа или университета и так далее. Возможно, окажется, что письмо было написано вдовой Макдугала вскоре после его смерти. Тогда нам стал бы понятен мотив, побудивший ее написать такое письмо; оно является историческим свидетельством не философского влияния Макдугала, а ее восхищения мужем и привязанности к нему.