Александр Мень - История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 6. На пороге Нового Завета. От эпохи Александра Македонского до проповеди Иоанна Крестителя

В разные эпохи люди будут искать в Сивиллиных книгах ответ на вопрос о будущем. Иудеи станут утверждать, что пророчица говорит о конце многобожия, а христиане — что она возвещает приход Избавителя. Именно поэтому Микеланджело поместил четырех Сивилл на плафоне Сикстинской капеллы рядом с библейскими провидцами.

Впрочем, эсхатология Сивиллы по-настоящему взволнует Рим лишь века спустя. Для раннего же периода «книги судеб» означали прежде всего появление в Лациуме чужеземной религии.

Аполлон был первенцем из novensides, новых богов, которым предстояло завоевать Рим.

Цари-этруски, притязая на самодержавную власть, старались укрепить и национальную религию римлян. На Капитолии начал строиться храм Юпитера, получившего титул «всеблагого и высочайшего». Тарквинии хотели превратить капитолийских богов в покровителей их монархии. Но замысел этот был опрокинут сопротивлением патрициев.

Еще не завершилось сооружение «царского» храма, как римская знать поднялась против Тарквиния и изгнала его из города. В 609 году потерпели поражение войска этрусков, пытавшихся вернуть царю его трон, и в Риме была провозглашена республика. В установленные дни на площадь собирались все полноправные граждане, носившие оружие. По их воле власть на год вручалась двум консулам. Постоянным правительством стал, патрицианский сенат.

Население civitas'a начало с этого времени быстро расти, и в один прекрасный день основатели республики — патриции — оказались в меньшинстве. Естественно, что пришлый люд — плебеи — потребовали себе равных прав в жизни города.

Это была бескровная революция: во время войны Рима с соседями плебеи несколько раз объявляли бойкот и грозили навсегда покинуть город. В конце концов сенат вынужден был признать их законными членами римского народа. На общих собраниях интересы плебса отныне должны были защищать «народные трибуны».

Уравнение плебеев и патрициев перед лицом закона сказалось и на религии. Известно, что прежде у тех и других были и разные обычаи, и разные боги [ 11]. Теперь культы и земледельческие праздники плебса распространились повсюду и плебеев стали допускать в жреческие коллегии.

Плебейская триада богов — Церера, Либер и Либера — заняла свое место рядом с капитолийской: Юпитером, Марсом и Квирином. Это был еще один шаг на пути к эллинизации культа, поскольку многие плебеи происходили из греков, а их три главных божества были Деметрой, Дионисом и Корой, только получившими новые имена.

Внутренняя стабилизация Рима, которой содействовало примирение сословий, сделала его сплоченнее и сильнее. Даже у иудеев, которые редко восхищались языческими державами, мы находим высокую оценку республиканского строя римлян. Иуда Маккавей, заключая с ними союз, исходил именно из этой оценки. Его биограф особенно подчеркивает «благоразумие и твердость» римлян. Ему кажется прекрасным, что «никто из них не возлагал на себя венца и не облекался в порфиру, чтобы величаться ею», что «каждый год одному человеку вверяют они начальство над собою и господство над всей их землей, и все слушают одного, и не бывает ни зависти, ни ревности между ними» [ 12].

Конечно, жизнь и государственный строй в Риме не были столь идеальными. Нравственная строгость и порядок покупались ценой жесткого режима, в котором было тесно творчеству и таланту. Pоль священной автократии заменял диктат гражданской дисциплины.

Энергия нации, сдавленная государственным механизмом, неизбежно искала выхода во внешней экспансии. От защиты Рима республика перешла к наступательным действиям. Неодолимая жажда завоеваний, казалось, толкала римский народ постоянно расширять рубежи страны. «Многочисленные походы и частые войны были для него пищей, на которой он вырос и налился силой», — замечает Плутарх [ 13]. Но покорение Италии было делом трудным и долгим. Храм Януса от времен Нумы до Августа за семьсот лет стоял закрытым лишь однажды, да и то всего несколько месяцев.

Свои завоевания Рим начал в эпоху греко-персидских войн, а когда Александр сокрушил Ахменидов, римляне были близки к победе над всеми италийцами. Хотя долгие годы галлы, самниты и другие племена наносили им поражения и даже вторгались в Рим, однако выносливость легионеров, их дисциплина, упорство и высокое военное искусство рано или поздно давали Риму перевес над соседями. Один за другим склонялись перед ним народы. К 265 году весь полуостров был уже под контролем римлян.

Тем не менее, Риму еще предстояло помериться силами со своим главным и наиболее опасным противником.

Еще в IV веке римляне заключали союзы с карфагенской державой. Но после покорения Италии оба государства неизбежно должны были превратиться в соперников. Решался вопрос, кто будет господствовать в водах западного Средиземноморья.

Новый враг был необычен. Если прежде Рим, как правило, имел дело с родственными ему народами, то в Карфагене он встретил мир глубоко чуждый и отталкивающий.

Когда античные историки рассказывали о пунических войнах, те были уже в прошлом. Поэтому Ливий и другие писатели изображали Карфаген так, будто он мало чем отличался от Рима и эллинистических держав. Точно так же Аристотель, говоря о Карфагене, интересовался лишь его конституцией, обращая мало внимания на его духовный уклад. Контраст же между Римом и Карфагеном был куда больше. Случилось так, что в те дни римляне, подобно израильтянам, были поставлены лицом к лицу с ханаанской цивилизацией…

Как очутилась она на знойном берегу Африки?

В IV веке туда приплыли на своих кораблях финикийские купцы и основали город, назвав его «Ново-град», Карт-хадаш, или Карфаген. Столица колонии, раскинувшаяся среди садов и пальмовых рощ, была посвящена богу Ваалу и богине Танит [ 14]. В честь них финикийцы возвели в своей новой крепости великолепные храмы.

Возвращаться на родину колонисты не собирались: там хозяйничали ассирийцы. Карфаген стал независимой республикой, управляемой суффетами , судьями, избираемыми знатью [ 15]. Карфагенцы подчинили туземные берберские племена нумидийцев и постепенно распространили свои владения по всему северному побережью Африки.

То был настоящий оплот коммерсантов. Через огромный порт шли торговые пути со всех концов света. Сюда, на границу черного материка, везли слоновую кость и мрамор, посуду и ткани, драгоценные камни и благовония, ковры и оружие. Военная мощь Карфагена опиралась на армию наемников, которых вербовали из сицилийцев, греков и берберов.

Рим был куда беднее и слабее Карфагена, которому его плантации, таможни и флот приносили несметные богатства. Поэтому сенат долгое время предпочитал жить в мире с Африкой. Лишь когда римляне окрепли и столкнулись прямые интересы держав, война стала неминуемой.