Александр Мень - История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 6. На пороге Нового Завета. От эпохи Александра Македонского до проповеди Иоанна Крестителя

Иной смысл имеет Тримурти. Она есть как бы «временное» нарушение безусловного монизма. Брама, Вишну и Шива обнаруживают себя лишь в действиях по отношению к миру. Для самого же Бога различие ипостасей совершенно иллюзорно [ 6]. Если бы не было мира, не возникли бы три божественных аспекта: рождающий, сохраняющий и разрушающий.

Тримурти неотделима от жизни Вселенной. Брама изливает из своих недр мироздание. Период проявления космоса есть «день Брамы», который делится на огромные эпохи: кальпы и юги. В это время Бог в лице Вишну хранит мир. По прошествии миллиардов лет начинается грозная «пляска Шивы». Солнце сжигает все живое, элементы материи распадаются, пространство сворачивается, и, наконец, «эту Вселенную в свой тончайший мир превращает Ишвара». [ 7] Наступает «ночь Брамы», когда бытие остается непроявленным и покоящимся в лоне Абсолюта до восхода следующего «дня».

Таким образом, перед нами воззрение родственное представлениям о Мировом годе, известным еще Вавилону и Греции. Мир, согласно этому взгляду, заколдованный круг, а история «вечное возвращение» [ 8].

Но при всем том нужно подчеркнуть, что в индуизме этот вариант старой брахманской метафизики играет гораздо меньшую роль, чем его религиозная основа — отношение Бога к человеку и человека к Богу.

Хотя Брама в сущности столь же далек от людей, как и его прообраз, Брахман Упанишад, зато совсем иные чувства вызывают у верующих два других лика Тримурти — Вишну и Шива. Подобно тому, как философия породила даршаны , умозрительные школы, так и мистическая жизнь создала два главных культовых течения: почитание Шивы и Вишну. Их называют сампрадая , что переводят как секты . Однако такой перевод может ввести в заблуждение. На Западе понятие «секта» ассоциируется с нетерпимостью и фанатичным отстаиванием лишь своей истины. Между тем вишнуиты и шиваиты редко враждуют между собой. Более того, многие из них считают, что молятся одному Богу под разными обличьями, а на некоторых изображениях Бог бывает представлен наполовину Шивой, наполовину Вишну. Избрать того или другого побуждают, кроме семейных традиций, причины эмоциональные. Это легче уяснить, если рассмотреть каждого из богов в отдельности.

Шиву индусы именуют Махадевой, великим Богом. Если верна догадка, что печати, найденные при раскопках доарийских городов, изображают именно Шиву, то, следовательно, его чтили в стране очень давно [ 9]. Мифы связывают Шиву с Гималаями и наделяют именем Пашупати, Владыки скота, из чего можно заключить, что первоначально он был покровителем горных пастухов.

Арьи отождествили этого туземного бога со своим Рудрой (Ревущим), повелителем грозы и бури. Однако в ведический период он затерялся в толпе бесчисленных божеств, и о нем долго почти нигде не упоминают. Столетия спустя в Махабхарате появляется сказание о том, как Шива силой отвоевал себе место среди богов [ 10]. И, наконец, индуизм провозглашает его олицетворением божественного могущества.

Хотя Шиву изображают человекоподобным, образ его далеко выходит за чисто человеческие пределы. Он не просто небесный великан, подобный Индре или богам Гомера; в нем стали чтить то неисповедимое, грозное, внушающее трепет, что связывается со сверхчеловеческим и запредельным.

Символика шиваизма куда серьезней, чем может показаться. Ведь величие галактических пожаров, пугающая бездонность космоса — ничто в сравнении с непостижимой реальностью их Творца. Даже Библия, столь далекая от натурализма, учит о Боге как об «огне поядающем». Но в шиваистских образах слишком сильны стихийные и даже демонические элементы. В итоге «страх Божий», священное благоговение, становится непереносимым ужасом, который вселяется в душу человека от самой мысли об этом природном Божестве [ 11].

Разрушитель миров, Шива представляется индусу страшным и подавляющим воображение. У него синий лик, обрамленный извивающимися змеями, его украшает ожерелье из черепов. Его называют Натараджа, «танцующий царь», ибо его экстатическая пляска несет конец всему преходящему. То, что в мироздании нет ничего незыблемого, обусловлено характером Шивы.

Может показаться странным, что Шиву называют также и «благим», и «создателем». Однако этот парадокс объясняется тем, что в глазах индуса разрушение не есть полный конец, но составляет лишь фазу в бесконечном космическом круговороте. Все распавшееся по воле Шивы не исчезает, а входит в царство божественного Покоя. Поэтому к нему обращались с такими словами.

Шива как бы несет в себе загадочное двуединство эроса и смерти, которое человек наблюдает в природе. Это бог буйный и неистовый; праиндийцы, вероятно, поклонялись в его лице производительной силе бытия. Поэтому эмблемой его стал, как и в Финикии, фаллос, или лингам. В одном из гимнов Шива прославляется как «могучий телец», и не случайно греки отождествляли его с Дионисом [ 13]. Он дарует не только опьянение жизнью, но и власть над ее энергией. Вот почему Шиву называют «Великим йогом», наставником аскетов, которые добиваются обладания мировой праной.

Таким образом, в Махадеве запечатлелась двуликость Природы, рождающей и истребляющей, внушающей одновременно страх и благоговение. Но еще яснее это проявляется в женской ипостаси Шивы Шакти .

Она издавна почиталась в Индии как Богиня-Мать, которая, соединяясь со своим божественным супругом, давала жизнь всем существам [ 14]. Прорастание растений, половая энергия животных и человека — область ее владычества. Идея космической сексуальности символизируется знаком «йони-лингама» и, вероятно, нашла отражение в священной формуле индусов: «Ом мани падме хум» [ 15].

Образ Шакти во многом был ближе и понятнее, чем образ неприступного Шивы. Шакти мыслилась не просто богиней, но сверхбогиней, Махадеви. Культ ее временами приобретал форму «женского монотеизма». Уже у первобытных народов высший Бог иногда назывался Матерью. Эмоциональные корни этого понять нетрудно: «Мать» представлялась существом более близким и любящим, чем «Отец». Кроме того, в религиях, которые считали мир не творением, а порождением Сущего, было так естественно обратиться к Его «материнскому» образу. Для того, чтобы почувствовать дух поклонения Шакти, достаточно вспомнить слова Рамакришны, воспевавшего в своих гимнах Мать Вселенной. Его молитвы проникнуты такой теплотой, искренним восхищением и преданностью, что их можно сравнить лишь с самыми возвышенными проявлениями благочестия. Объясняя смысл культа Шакти, Рамакришна говорил: «Моя Мать, первичная Божественная энергия, находящаяся внутри мира явлений и вне его. Дав рождение миру, она живет в нем» [ 16]. Подобные представления знакомы и Западу (культы Деметры и Кибелы, идеи Софии и «Вечной женственности»).