Блез Паскаль - Письма к провинциалу

Итак, отец мой, надо восхвалять Господа, потому что в церкви на самом деле нет ереси, ибо дело здесь идет лишь о фактическом вопросе, который не может образовать ереси. Ибо церковь постановляет решения в вопросах веры по власти, данной ей Богом, и исключает из своего лона всех, отказывающихся принять их. Относительно же вопросов о факте она не имеет такой власти. И причиной здесь то, что наше спасение связано с верою, которая была нам открыта и которая сохраняется в церкви преданием. Но это спасение не зависит от других частных фактов, не привнесенных божественным откровением. Таким образом, обязательно веровать, что заповеди Бога не неисполнимы; но не обязательно знать, чему учил Янсений относительно данного предмета. Вот почему в определении догматов веры Бог управляет церковью через помощь Своего разума, неспособного заблуждаться; тогда как во всем, что касается фактов, Он предоставляет ей действовать при помощи внешних чувств и разума, которые в подобных вопросах естественные судьи. Ибо один только Бог мог наставить церковь в вере. Но стоит только прочесть книгу Янсения, чтобы убедиться, находятся ли в ней названные положения. Отсюда следует, что противиться постановлениям в вопросах веры значит впадать в ересь, ведь это значило бы противопоставлять свой собственный разум разуму Божию. Но вовсе не ересь, хотя, может быть, и будет дерзостью не верить некоторым частным фактам, так как подобное неверие свидетельствует только о противопоставлении разума — быть может, разума светлого — авторитету, хотя и великому, но не способному быть в этом деле непогрешимым.

Вот что признают все богословы, как видно из следующего правила кардинала Беллармина из вашего же Общества: «Вселенские и Законно утвержденные соборы не могут заблуждаться в определении догматов веры; но они могут впасть в заблуждение по поводу вопросов о факте». В другом месте сказано: «Папа как таковой, и даже во главе вселенского собора, может заблуждаться в отдельных спорах о факте, зависящих преимущественно от исследований и свидетельств людей». Кардинал Бароний [333]говорит то же самое: «В догматах веры надлежит вполне подчиняться постановлениям соборов; что же касается людей и их сочинений, то оказывается, что произнесенные над ними приговоры не соблюдались с такой строгостью, ибо нет человека, которому не случалось бы здесь ошибаться». По этой именно причине архиепископ Тулузский извлек следующее правило из писем двух великих пап: св. Льва и Пелагия II: «Истинная цель соборов есть вера. Все остальное, решающееся на них, за исключением догматов веры, может подлежать новому рассмотрению и обсуждению, тогда как решения по вопросам веры не должны уже более вновь обсуждаться. Ибо, по словам Тертуллиана, одно лишь правило веры незыблемо и неотменимо».

Отсюда происходит, что если в вопросах веры между признанными вселенскими соборами никогда не было разногласия, так как, по словам архиепископа Тулузского, «безусловно воспрещается вновь пересматривать постановления относительно предмета веры», то порой те же соборы принимали противоположные решения по вопросам о факте, где дело шло о понимании смысла какого — нибудь писателя, «потому что» вновь с точки зрения того же архиепископа, основанной на мнениях пап, которых он цитирует, «все прочее, решающееся на соборах, кроме догматов веры, может подлежать последующему рассмотрению и обсуждению». Так, четвертый и пятый соборы оказываются противоречащими друг другу в истолковании одних и тех же авторов [334]; то же самое случилось с двумя папами по поводу одного положения каких — то скифских монахов [335]. Ибо, после того как папа Гормиздас осудил последнее, понимая его в дурном смысле, папа Иоанн И, преемник Гормиздаса, расследовал его снова и, поняв его в хорошем смысле, одобрил его и объявил католическим. Разве скажете Вы в данном случае, что один из упомянутых пап был еретиком? Не следует ли скорее признать, что, раз осуждаешь еретический смысл, который один папа предположил в сочинении, не будешь еретиком за то, что не осудишь этого сочинения, если понимаешь его в смысле, о котором несомненно известно, что папой он не осужден. В противном случае окажется, что один из вышеназванных пап впал в заблуждение.

Мне хотелось, отец мой, приучить Вас к противоречиям, возникающим между католиками по поводу вопросов о факте, вопросов, касающихся понимания смысла писателей, показав, как один отец церкви выступает против другого, папа — против папы и собор — против собора, чтобы затем перейти с Вами к другим примерам аналогичного, но гораздо более несоответственного противоречия, ибо тут на одной стороне перед Вами явятся соборы и папы, а на другой — иезуиты, оспаривающие их решение относительно смысла писателя, причем Вы не обвиняете Ваших собратьев, не скажу в ереси, но даже и в дерзости.

Вам известно, отец мой, что сочинения Оригена [336], как содержащие в себе ереси, и между прочим ересь «о разрешении от проклятия дьяволов в день Страшного суда», были осуждены несколькими соборами и папами, и даже пятым вселенским собором. Думаете ли Вы, что, для того чтобы быть католиком, безусловно необходимо исповедовать, будто Ориген действительно держался указанных заблуждений и что недостаточно их осудить, не приписывая их ему? Если бы это было так, то что сталось бы с вашим отцом Алуа, равно как и со многими другими католиками, делавшими то же самое, как, например, Пико делла Мирандола [337]и доктор Сорбонны Женебрар? [338]И, кроме того, ведь всем известно, что этот самый пятый вселенский собор осудил сочинения Феодорита против св. Кирилла [339], «как нечестивые, противные истинной вере и содержащие несторианскую ересь». Однако же отец Сирмон, иезуит, все — таки взялся его защищать и высказал в житии этого отца, «что эти самые сочинения не содержат в себе несторианской ереси».

Следовательно, Вы видите, отец мой, что, осуждая сочинения, церковь предполагает наличие в них осуждаемого ею заблуждения, и тогда становится догматом веры, что данное заблуждение осуждено. Но еще отнюдь не догмат веры, что подобные сочинения действительно содержат в себе предполагаемое в них церковью заблуждение. Надеюсь, что это достаточно доказано. Посему я закончу свои иллюстрации примером папы Гонория [340], история которого столь известна. Известно, что в начале седьмого века, когда церковь была потрясена ересью монофелитов, этот папа для прекращения раздора издал декрет, который, казалось, благоприятствовал упомянутым еретикам, так что означенный поступок возбудил во многих негодование. Тем не менее, во время его правления престолом все обошлось довольно спокойно. Но пятьдесят лет спустя, когда церковь сошлась на шестой вселенский собор, на котором председательствовал, в лице своих легатов, папа Агафон, данный декрет был предложен на рассмотрение. После прочтения и рассмотрения он был осужден как содержащий ересь монофелитов и, в этом качестве, предан сожжению при всем собрании вместе с прочими сочинениями указанных еретиков. Упомянутое постановление было встречено всей церковью с таким почтением и единодушием, что впоследствии оно подтверждалось двумя другими вселенскими соборами и даже папой Львом II и папой Адрианом II, жившим двести лет спустя; в течение семи или восьми веков ни один человек не возмутил столь мирного и столь единодушного согласия. Однако в последнее время некоторые писатели и, между прочим, сам кардинал Беллармин [341]не считали, что станут еретиками лишь из — за выдвинутых вопреки мнению стольких пап и соборов утверждений, будто писания Гонория не содержат указанного ими заблуждения, «поскольку ввиду допустимости ошибки со стороны» вселенских соборов в фактических вопросах, можно с полной уверенностью сказать: шестой собор ошибся насчет данного факта и, неверно поняв смысл писем Гонория, неправильно причислил этого папу к еретикам [342].