Моисей Беленький - О мифологии и философии Библии

Человек глубокой мысли и неукротимой страсти, автор кн. Иова осознал несостоятельность религиозного мировоззрения, обесценивающего земное и единственно реальное бытие человека. В поэме показана трагедия мироощущения личности, разуверившейся в божественной справедливости. Иов — обобщенный художественный образ. Пытаясь проникнуть в сущность неотвратимых явлений Вселенной, Иов выходит за рамки привычной религиозной идеологии и иудейского мифотворчества. Иов не разделяет генотеистический миф о Яхве и библейскую проповедь о сотворении мира из ничего, по слову божьему.

Примечательно, что теолог и философ X столетия Саадия Гаон, страстно защищавший библейскую космогонию и резко нападавший на критиков догмата миросотворения, говорил, что люди, утверждающие, будто все существующее не имеет ни начала, ни конца, т. е. что мир существует вечно, находят основание для подобных воззрений в кн. Иова. В этом произведении Саадия выделяет слова «орах олам» и подчеркивает, что они означают не «пути древних», как их обычно толкуют, а «пути вечности». Указав на то, что теорию вечности мира в Ветхом завете называют «орах олам», т. е. системой вечности, а сторонников этой теории — нечестивцами, потому что они допускают безграничное в пространстве и беспредельное во времени существование вселенной, Саадия приведенные слова из кн. Иова комментирует следующим образом: «Смысл этих слов такой: неужели и ты (Иов. — М. Б. ) признаешь правильным взгляд тех сторонников вечности мироздания, которые погибли безвременно» и т. д. 13

Это важное свидетельство. Богослов, цепко державшийся за доктрину священных книг Ветхого завета, признает, что Иов не был приверженцем библейского мифа о боге Яхве и его творческой силе. Иов, по мнению Саадии, — поборник системы вечности, теории «орах олам», т. е. Иов опровергает сверхприродную сущность бога. По воззрениям Иова, космическое бытие бога растворилось в бесконечном и необходимом бытии природы.

Однако Иов не ограничивает исследование вопроса о бытии бога лишь темой о взаимоотношении господа и вселенной. Его особо интересует проблема взаимоотношения бога и человека. Может быть, бог — этический принцип мира, а человек — интегральная частица в существовании высшего нравственного принципа?

Развитие сюжета поэмы строится на диалоге, в ходе которого Иов гневно обрушивается на всевышнего. Зачем бог коварно играет с человеком? Почему он создает светлые возможности, скрывая условия их реализации? Если человек — ничтожная игрушка в руках случая, то зачем богу сводить мелкие счеты с ним?

Друзья пытались успокоить Иова, отстаивая религиозное учение о возмездии. Один из них, Елифаз Феманитянин, говорил: страдание — благо, страдающий воскреснет из мертвых, обретет счастье в загробном царстве.

Автор кн. Иова негодующе отвергает доводы Елифаза. В почти тех же выражениях, что и Екклесиаст, он говорит: божественная справедливость — миф, вымысел. Жизнь показывает, что «все одно», бог «губит непорочного и виновного… Если этого поражает он бичом вдруг, то пытке невинных посмеивается» (IX, 22, 23). Реальные факты опрокидывают доктрину воздания. Защита божественной несправедливости теорией «того света» несостоятельна, устарела. Друг Иова Вилдад Сахвеянин откровенно заявляет: да, «мы — вчерашние, и ничего не знаем» (VIII, 9).

Концепция друзей Иова — иудейская идеология вчерашнего дня, она ничего общего с разумом и правдой не имеет. Отвергая ее, Иов стыдит бога, который за малейшие проступки тяжко карает человека. И этическая ценность бога оказывается весьма сомнительной. Бог безразличен к людским судьбам и страданиям. Человек конечен, дни его земного существования сочтены, а иной, кроме земной, жизни не существует. Умирает человек и нет ему возврата: «…редеет облако и уходит, так нисшедший в преисподнюю не выйдет» (VII, 9). Так где же «страж человеков»? Может ли он спокойно перенести муки и горе людей, унижающие в человеке человеческое? Нравственно ли не сострадать к страдающему? Тем более нравственно ли заставлять страдать безвинного и праведного человека? Философия Иова — это трагедия бессмысленного и бесцельного страдания.

«Невинен я! — восклицает Иов, — а страдаю». Страдает Иов не только физически, но главным образом духовно, ибо распадается старая, укоренившаяся картина и концепция жизни. Религиозная доктрина о боге как вседержителе вселенной и нравственной ее основы рушится. Бог по наущению сатаны хотел проверить человека, а вышло, что человек в силу превратности своей судьбы проверил бога и ступил на извилистый и трудный путь обретения новой философии жизни.

Глубокие размышления Иова о жизни и страданиях, об ответственности и невиновности человека направлены против религиозного догмата об абсолютной доброте бога. Иов приходит к противоположному выводу: бог — воплощение зла. «Земля отдана в руки нечестивых, лица судей ее бог закрывает» (IX, 24). Бог, стало быть, защищает социальное зло, превращает суд в произвол. Довод о неправом божестве, прикрывающем беззаконие, — яркое свидетельство скептического отношения поэта к духовным ценностям современного ему общества.

Один из друзей, Софар Наамитянин, вопрошает Иова: неужели можно отыскать сущность божества, неужели можно постичь совершенство всемогущего? Совершенство? В чем оно находит свое выражение? В том, иронизирует Иов, что «покойны шатры у грабителей», у тех, кто «носят бога в руках своих» (XII, 6).

Социальная неустроенность мира причиняет величайшие муки и страдания. Иов готов вступить в спор с самим богом и от него потребовать ответ на вопрос, почему нечестивцам хорошо, а праведникам худо. «Но я к вседержителю хотел бы говорить и желал бы состязаться с богом» (XIII, 3).

Однако человек из земли Уд понял, что нельзя состязаться с божеством. Почему? «Еще и ныне горька речь моя… О, если я бы знал, где найти его… Я изложил бы пред ним дело мое… Неужели он в полном могуществе стал бы состязаться со мной?» (XXIII, 2–6). Но куда ни пойдешь, бога нигде не сыщешь. «Вот, я иду вперед — и нет его, назад — и не нахожу его; делает ли он что на левой стороне, я не вижу; скрывается ли на правой, не усматриваю» (XXIII, 8, 9).

Автор поэмы недвусмысленно заявляет: уста Иова — «бурный ветер», они обращены «против бога».

У любого человека, знакомого с Библией, возникает законный вопрос: почему при чтении канонического текста кн. Иова ее богоборческий характер не бросается в глаза и, более того, складывается впечатление, что это — всего лишь богобоязненная притча, каких много в священном писании?

Все дело в том, что разные тексты кн. Иова, как и большинство библейских книг, создавались в разное время; при окончательной редакции священнослужители произвольно компилировали различные варианты легенды, придавая ей нужный им религиозно-поучительный характер.