Вэй У Вэй - ОТКРЫТАЯ ТАЙНА

Но то, что думает, что оно несвободно или свободно, предопределено или проявляет свободу воли, — отождествлено в мыслях с феноменальным объектом и кажется зависящим от тех условий, к которым привязаны эти мысли.

Следовательно, тот, кто думает, что «он» свободен, (имеет свободу воли или «просветлен»), так же «несвободен», как и тот, кто думает, что «он» несвободен («предопределен» или «непросветлен»).

Предполагаемая «проблема» лежит не в присутствии или отсутствии объективных условий свободы или несвободы, определенности или неопределенности, а в присутствии или отсутствии субъекта этих или любых других условий. И такой субъект есть концепция я, которая кажется присутствующей, но ноуменально отсутствует. К тому, чем является каждое чувствующее существо, чье единственное познаваемое «бытие» — это все феноменальное проявление, концепции свободы, несвободы и вообще никакие другие просто неприложимы.

Примерно 99,9% заинтересованных, по–видимому, полагают, что сущность должна убедить себя, что на самом деле она — не–сущность.

Оставшиеся 0,1%, по–видимому, полагают, что не–сущность должна убедить их, что она есть то, чем они являются как сущности.

Но и те и другие автоматически полагают, что есть некая не–сущность, которая в то же время является сущностью, которой они себя считают.

Феноменально не–сущность не может существовать без сущности, как и сущность без не–сущности, а ноуменально не может существовать ни одна из них, поскольку обе — просто концептуальные объекты.

Все эти 100 %, однако, ищут отсутствия не–сущности (как позитивного, так и негативного аспекта сущности), но пока они ищут, будет оставаться сущность (или не–сущность), которая ищет, и они никогда не найдут отсутствия того, что присутствует.

Это единственная «проблема», и она — всего лишь видимость. Она —видимость именно потому, что те, которые ищут, остаются отождествленностями, а отождествленности не могут найти собственное отсутствие.

Привязанный к себе феномен не может найти ноумен, которым является, как тень не может найти то, что ее отбрасывает. Вот почему любая практика тщетна и любое проявление воли неизбежно уничтожит собственную цель.

Объекту бесполезно искать собственный субъект, поскольку только субъект может искать, а он не может найти себя через поиск, поскольку искомое должно находиться отдельно от искателя, в другом моменте времени и в другом положении в пространстве.

Мнимый искатель, однако, есть то же, что время и пространство, — интеллектуальные концепции, как и искомое. Поиск и нахождение — также лишь концепции.

В тотальном отсутствии всех подобных концепций искать нечего, находить нечего, и нет сущности, чтобы искать и находить.

В прекращении поиска и всех вопросов вопрошающий исчезает, и там, где нечего находить и некому искать, есть «есть–ность».

Вот почему единственно возможная практика — это полное отсутствие практики и отсутствие не–практики, поскольку в полном отсутствии практики нет практикующего, и отождествленности больше нет.

Вся видимость (феномены) создается психосоматическим аппаратом и зависит от этого аппарата в видимой протяженности и длительности.

Психосоматический аппарат представляет собой механизм.

Чувствующие существа в видимости являются его продуктом, как и вся видимость, но их восприятие — не видимость и не является продуктом этого механизма.

Мы, как восприятие, феноменально есть то, что производит психосоматический механизм, производящий феномены.

Поэтому то–что–мы–есть создает феноменальную вселенную, включая феноменальный аспект, видимостью которого является каждый из нас.

Но, как Будда и другие так часто повторяли, нет никакой познаваемой сущности нигде во всем этом устройстве.

И, таким образом, …

Я не имею объективного существования, кроме того, которое воспринимается с помощью чувств, поскольку такое чувственное восприятие — это все, что может подразумевать термин «объективное существование».

Если бы чувственного восприятия не было, не могло бы быть и объективного существования, и наоборот, если бы не было объективного существования, не могло бы существовать и чувственного восприятия.

Чувственное восприятие, таким образом, раскрывается как субъективный аспект всей физической объективности.

Точно так же не могло бы быть ни какой–либо мысли (т. е. любого образа или концепции в сознании), если бы не было воспринимающей способности, чтобы ее воспринять, ни воспринимающей способности, если бы не было объективных образов или концепций, чтобы быть воспринятыми.

Способность к апперцепции, таким образом, раскрывается как субъективный аспект всей психической объективности.

Следовательно, видимое объективное существование, как физическое, так и психическое, и воспринимающая способность, как органическая, так и ментальная, — это объективно–субъективные аспекты, неразделимые взаимозависимые противоположности всего видимого.

Поэтому я не имею объективного существования, ни соматического, ни психического, кроме как объект субъективной воспринимающей способности, чье существование взаимозависимо от воспринимаемых объектов.

Однако воспринимающая способность как таковая сама является объективной концепцией в сознании и потому существует только во взаимосвязи с субъектом этой концепции.

Такой субъект–объект и все подчиненные ему субъекты–объекты, различающиеся в сознании как один или другой, вращающиеся как волчки, могут найти выход лишь в отрицании обоих аспектов, где это отрицание не будет ни одним из них.

Такое полное отрицание не может быть наделено каким–то именем, поскольку имя определяет мысль, а мысль — это объект, требующий субъекта.

Но даже отрицание требует отрицающего, длительность и положение, в которых отрицание может происходить, — а это «бытие», пространство и время.

Эти видимые функции могут выполняться только тем, что называется «сознанием», — подразумеваемым фоном или средой для всех психических или физических событий.

Но «сознание» — это технический термин, и как таковое тоже чисто концептуально и объективно, как и любой термин, в то время как здесь требуется то, что предполагает полное отсутствие объективного существования.

Только один термин может удовлетворить такому условию, может нести такой смысл — это местоимение «я» в именительном падеже единственного числа.

Таким образом, я как символ, неопределенное и неопределимое, не имеющее качеств, — это единственное, что остается, но только при условии, что символ ни в коем случае не станет объектом мысли.