Шри Ауробиндо - Шри Аурбиндо. Откровения древней мудрости. Веды, Упанишады, Бхагавадгита

Уша – Заря божественная, ибо Солнце, пробуждаемое с ее приходом, есть Солнце Истины сверхсознательного; день, приходящий с ним, это день истинной жизни в истинном знании, ночь же, изгоняемая им, это ночь неведения, которая, тем не менее, в чреве своем скрывает рассвет. Уша сама есть Истина, sūnṛtā , и матерь Истин. Истины божественной Зари зовутся ее коровами, ее сияющими стадами; силы же Истины, сопровождающие стада и овладевающие Жизнью, зовутся ее конями. Большая часть ведийской символики строится вокруг этих образов коров и коней, ибо они составляют главный элемент тех богатств, которых ищет человек и о которых он просит богов. Коровы Зари были угнаны и спрятаны демонами, владыками тьмы, в их глубокой тайной пещере подсознания. Они есть озарения знания, мысли Истины, gāvo matayaḥ , которых нужно вызволить из заточения. Их освобождение – это подъем сил и энергий божественной Зари.

Это также и возвращение Солнца, которое лежало во тьме; ибо сказано, что Солнце, «эта Истина», и было тем, что открыли Индра и Ангирасы в пещере пани. После разрушения пещеры стада божественной зари, которые есть лучи Солнца Истины, восходят на вершину бытия, а само Солнце поднимается к верхнему светозарному океану божественного существования, ведомое мудрецами, словно корабль по водам, пока не достигнет другого берега.

Пани, скрывающие стада, хозяева мрачной пещеры, относятся к категории дасью, которые противопоставлены в ведийской системе символов арийским богам, арийским провидцам и вершителям трудов. Арий есть тот, кто вершит труд жертвоприношения, находит священное слово озарения, желает богов и взращивает их и сам возрастает через них до величия истинного существования; он – воин света и путник, идущий к Истине. Дасью – существо небожественное, он не совершает жертвоприношения, он лишь накапливает богатство, которым не может правильно воспользоваться, потому что не владеет словом и не может дать ментального выражения сверхсознательной Истине, он ненавидит Слово, богов и жертвоприношение, он не отдает ничего, чем владеет, для целей высшего существования, напротив, грабит ария и удерживает его добро. Он – вор, враг, волк, пожиратель, сеятель раздора, чинитель препятствий, заточитель. Дасью – это силы тьмы и неведения, которые противодействуют тому, кто ищет истину и бессмертие. Боги – силы Света, сыновья Бесконечности, формы и ипостаси единого Божества, кто с их помощью, через их возрастание в человеке и благодаря людским трудам возвышает человеческое существо до истины и бессмертия.

Таким образом, истолкование мифа об Ангирасах дает нам ключ ко всей тайне Веды. Ибо если коровы и кони, утраченные ариями и возвращенные им богами, коровы и кони, владыкой и подателем которых является Индра – собственно он сам есть Бык и Конь, – это не просто физический скот, если эти элементы богатства, обретаемого через жертвоприношение, есть символы духовных сокровищ, то такими же должны быть и другие, неизменно связанные с ними элементы – сыновья, герои, золото, драгоценности и т. д. Если Корова, дающая гхритам , корова не физическая, но сияющая Матерь, тогда и гхритам , которое находится в водах и которое, как сказано, трижды сокрыто скупыми пани в Корове, не есть физическое приношение и даже не медовое вино Сомы, которое также, как мы знаем, пребывает в реках и вздымается медоносной волной из океана, устремляясь ввысь к богам. И если символичны эти предметы приношения, то должны быть символичны и другие; сам обряд жертвоприношения не может быть ничем иным, как символом внутренней жертвы. А если и риши Ангирасы носят отчасти символичный характер, или же они есть, подобно богам, полубожественные труженики и помощники на жертвоприношении, то такими же должны быть и Бхригу, Атхарваны, Ушаны, Кутсы и другие риши, которые связаны с ними в их труде. Если легенда об Ангирасах и история борьбы с дасью есть иносказание, то такими же должны быть и другие легенды, которые мы находим в Ригведе, главный сюжет которых – помощь богов в сражении риши с демонами; ибо они излагаются в тех же выражениях и неизменно ставятся ведийскими поэтами в один ряд с легендой об Ангирасах.

Соответственно, если эти дасью, которые отказываются приносить дары и совершать жертвоприношения, ненавидят Слово и богов, и с которыми постоянно воюют арии, если все эти Вритры, пани и прочие недруги есть не враждебно настроенные люди, но силы тьмы, неистины и зла, тогда вся идея арийских войн, царей и племен начинает обретать характер духовного символа и аллегории. Всецело ли они являются таковыми или только отчасти, можно установить лишь при более детальном исследовании вопроса, что пока не входит в нашу задачу. Наша задача сейчас лишь в том, чтобы убедиться, достоверна ли та идея, с которой мы начали, – можно ли утверждать, что ведийские гимны есть символическое писание мистиков древней Индии, смысл которого прежде всего духовный и психологический. Я полагаю, достоверность этого была нами установлена, ибо уже есть достаточное основание для того, чтобы подойти к Веде с этой точки зрения и дать ей более детальное истолкование как писания такого рода лирического символизма.

Тем не менее, чтобы окончательно утвердиться в этой точке зрения, было бы правильно рассмотреть и другую, близкую ей, легенду о Вритре и водах, которая, как мы увидели, теснейшим образом связана с легендой об Ангирасах и Свете. Прежде всего, Индра, убийца Вритры, наряду с Агни – один из главных богов ведийского пантеона, и если мы сможем верно определить его характер и функции, то получим ясное представление об общем типе арийских богов. Во-вторых, Маруты, соратники Индры, певцы священного напева, являются главным звеном натуралистической теории ведийского культа; они, несомненно, есть боги бури, и никакое другое значимое ведийское божество – Агни или Ашвины, Варуна и Митра, или Тваштар и богини, или даже Сурья, Солнце, или Уша, Заря, не носят столь ярко выраженного физического характера. Следовательно, если мы сможем показать, что и эти боги бури несут в себе психологические черты и тоже символичны, то все сомнения о наличии более глубокого смысла ведийской религии и ритуала окончательно рассеются. И наконец, если Вритра и связанные с ним демоны – Шушна, Намучи и прочие – окажутся, при ближайшем рассмотрении, дасью, врагами в духовном смысле, и если значение небесных вод, которые преграждает Вритра, будет подвергнуто более тщательному исследованию, то взгляд на легенды о риши, богах и демонах в качестве иносказаний получит более прочную основу и возникнет возможность более удовлетворительной интерпретации символики ведийских миров.

Больше сейчас сделать невозможно, ибо ведийская символика, как она представлена в гимнах, слишком сложна в своих деталях, допускает слишком много подходов к ее прочтению, имеет слишком много темных мест, которые трудно истолковать во всех нюансах и оттенках, а главное – она настолько затемнена веками забвения и непонимания, что одной работы недостаточно, чтоб адекватно подойти к решению всех вопросов, возникающих с ее интерпретацией. Сейчас мы можем только отыскать главные ключи к ней и понадежнее заложить верные основы.