Андрей Десницкий - Сорок вопросов о Библии

Еще один вариант – ложная альтернатива, когда рассуждения строятся на непременном противопоставлении двух крайних точек зрения, между которыми якобы не может быть ничего среднего. Например, фундаменталисты обычно исходят из такой альтернативы: либо каждое выражение Библии следует понимать как истинное в самом прямом смысле слова, либо Библия вообще не есть истинная книга. Но если Христос называл Себя «дверью» (Ин 10:7) или «лозой» (Ин 15:1–5), не являясь ими в прямом и буквальном значении этих слов, то и «дни» творения могли быть чем-то иным, нежели промежутки времени по 24 часа. Образная речь вообще нередко становится предметом злоупотреблений: можно придавать метафорам строго буквальное значение, а можно, наоборот, сводить всё к метафорам, тем более что граница на самом деле не всегда ясна.

Прекрасно известны и такие полемические приемы, как доведение логики оппонента до абсурда («значит, по-вашему получается, что…»), или нападки на его личность («поскольку так рассуждает человек заведомо неблагочестивый, мы не можем с этим согласиться…»), или эмоции вместо доводов («как это ужасно!»), и бездоказательные ссылки на авторитет («великий N доказал, что…») или на якобы бесспорные факты («всем известно, что…»), да и многое иное.

Но всё это – обычные манипулятивные техники, их описание можно найти во множестве мест. Но далее мы подробнее поговорим о тех ошибках и передергиваниях, которые характерны именно для толкований библейских текстов.

Сколько раз нам доводилось читать или слышать подобную фразу! Она звучит как не подлежащий обжалованию приговор: все переводы неизбежно оказываются приблизительными, и обращение к языку оригинала уж совершенно точно должно развеять все сомнения. Но откуда мы узнаем, что означает то или иное слово оригинала? Из словарей или других переводов, то есть из таких же вторичных источников, что и наш перевод.

А самое главное, что слишком многие слова в любом языке имеют разнообразные значения, употребляются порой в переносном смысле и т. д. Не так уж и редко доводится слышать рассуждения о библейских текстах, построенные исключительно (или почти исключительно) на словарных определениях. Прежде всего, это представление о том, что этимология слова полностью определяет его значение (как если бы чернила бывали только черными, а белье только белым).

Нередко то или иное слово или выражение в библейских языках понимается как термин со строго определенным значением. То и дело приходится слышать, что в Новом Завете христианская любовь обозначается особым словом: это существительное агапэ и однокоренной глагол агапао. Другие виды любви якобы обозначаются другими словами. Однако на самом деле мы видим, что в Ии 3:35 и 5:20 глаголы агапао и филео употребляются как точные синонимы, без какого-либо различия. Более того, в греческом тексте 2 Цар 13 глагол агапао означает страсть Амнона к его сестре Фамари, приведшую к изнасилованию, а во 2 Тим 4, 10 он же обозначает любовь к «нынешнему веку», из-за которой спутник апостола Павла оставил его, – вот уж точно ничего христианского в этих чувствах не было!

Еще одна разновидность «словарного подхода» – присвоение словам и выражениям оригинала значений, которые они в принципе могут иметь, но в данном контексте явно не имеют. Например, в Исх 32:28 рассказывается о том, как после сотворения золотого тельца левиты с мечами прошлись по всему лагерю, «и пало в тот день из народа около трех тысяч человек». Поскольку очень не хочется думать, что левиты убивали своих соплеменников, можно предположить, что речь идет об их нравственном падении и что левиты на самом деле призывали их к покаянию, но если обратить внимание на ближайший контекст, то такое толкование будет выглядеть совершенно фантастическим. К сожалению, контекст недвусмысленно указывает: эти люди все-таки погибли от руки левитов.

Подобный подход может применяться и к грамматическим формам, и конструкциям: они якобы имеют строго определенное значение. Например, в древнегреческом языке аорист всегда означает однократное действие (ср. совершенный вид в русском), а имперфект – продолжительное или повторяющееся (ср. несовершенный вид). На самом деле это не совсем так, ведь и по-русски можно сказать «я читал эту книгу», и это будет означать однократное законченное действие (хотя употреблен несовершенный вид), а можно сказать «я пошел домой», и это будет означать начало действия с неопределенным концом (хотя вид употреблен совершенный).

Такие же примеры можно привести из греческого. Поэтому не стоит торопиться с утверждением, что форма аориста в Рим 5:12 («все согрешили») обязательно означает лишь однократное грехопадение праотца Адама и более ничье или что другая аористная форма в Откр 3:19 («покайся») позволяет лишь однократное покаяние на протяжении всей жизни.

Выдергивать цитаты из контекста, конечно, непозволительно. Но и контекст может стать источником ошибок и манипуляций, особенно контекст в широком, историко-культурном смысле, как совокупность представлений и убеждений автора и его первых слушателей или читателей. Конечно, мы можем с уверенностью утверждать, что они, например, верили в Бога, что основной повседневной пищей был хлеб, а передвигались люди пешком либо на ослах и верблюдах. Но многие тонкости нам недоступны, мы можем лишь приблизительно догадываться, каким видели мир люди того времени, как они относились к некоторым явлениям. Тем более что люди тоже были разными.

Отсюда вытекает первая ошибка такого рода: создание некоей целостной системы, условно говоря, «библейского мировоззрения», которую якобы разделяли абсолютно все библейские авторы и положительные персонажи, причем в одной и той же редакции. Например, любые упоминания «богов» в Ветхом Завете, кроме обличения язычества, истолковываются как-то иначе (например, это сильные люди или Ангелы) на одном-единственном основании: для «библейского мировоззрения» существует только Единый Бог. Может быть, и так, но тогда придется признать, что этого самого мировоззрения не придерживались многие библейские герои, а то и авторы. Например, в Суд 11:24 послы израильского судьи Иеффая говорят царю аммонитян: «Не владеешь ли ты тем, что дал тебе Хамос, бог твой? И мы владеем всем тем, что дал нам в наследие Господь Бог наш». И автор ничуть не возражает против такого сравнения Господа с языческим богом Хамосом. Пожалуй, стоит признать, что, по крайней мере, для Иеффая и его послов он был не менее реален, чем Господь, другое дело, что только Господь был Богом Иеффая.